Но теперь надо вернуться в декабрь шестнадцатого. Когда меня первый раз привезли в психушку, я пообщался с психиатром. У меня в голове что-то взорвалось, но я не умер.
– Блять. Я же бог. Смотри, идиот.
Я встал и попытался открыть дверь.
– Ты куда собрался?
– Я сейчас ее открою, и за дверью меня будет ждать жена. И Костя. У меня все хорошо. Это я моделирую мир.
– Нет, у тебя не очень хорошо все, судя по всему.
Дверь не открывалась, я дергал за нее. Как так. Только что же в голове был взрыв, но ничего не произошло. Я не умер. У меня же давление под двести сейчас. А мне похуй, мне можно голову отрезать, а я буду ходить.
После этого мне дали пижаму и вкололи галоперидол. Здоровенный санитар держал меня, а милая тетенька вколола мне ударную дозу прямо в очко.
4
Я забрал укулеле у Светы и катался с ним по друзьям. Я застрял в гостях у Саши Тананова, оператора, с которым мы снимали «Холодно», «Русский лес» и «Арбузные корки». Короче, я почти не спал и делал параллельно сто проектов. Потом пошел в магазин и вообще забыл все. Я не понимал ни языка, ни реальности, ничего. В одной руке у меня была бутылка вина. В другой упаковка станков для бритья.
– Ээээуууафывафвыа? – сказал я какому-то мужику.
Тот отшатнулся от меня. Я не понял, что это значит. Замахнулся бутылкой, потом станками. Вдруг я почувствовал, что мужик меня сейчас убьет. Он пошел на меня, схватил за грудки. Я прочитал его мысли, понял, что единственное, что меня сейчас спасет, это фраза:
– Я защекан!
Я повторил это несколько раз, пока мужик брезгливо не попятился от меня.
– Да! Да! Защекан! Я защекан!
Он совсем исчез. Думаю, что я даже не расплатился.
Мое заклинание подействовало и на кассе. Даже охрана побрезговала трогать. Оказался на улице. Там я доебался до гастарбайтеров, они встали в круг. Слушали, но потом не выдержали и отпиздили до смерти, после чего я очнулся опять у Саши Тананова на улице 1905 года. Там у меня было место автосохранения. Я смыл с себя кровь, потом встал посреди кухни и начал мотать пальцами, выкручивать суставы. Я заставлял свое тело переживать негативный опыт в обратном направлении. Скидывал последние дни с него, а еще избавлялся от солей, старых ран и прочего. Соседи Саши были кинематографистами, насмотрелись всякого, не обращали никакого внимания. Ну подумаешь мертвый человек стоит посреди кухни выкручивая конечности бормоча что-то так понемногу превращается в живого наверное наркоты съел или влюбился.
5
На сорок дней Марат пришел ко мне ночью. Я знал, что он рядом, он стоял за спиной. Между сном и явью он попробовал забраться мне в башку.
– Отец, ты мертв, а я жив. Извиняй, не согласен, – тихонько бормотал я, чтобы не разбудить Костю.
– Сынок, придется. Иначе никак.
Так вот зачем ты впарил мне эту книгу «Американская пустыня»? Хотел воскреснуть через мое тело? Программировал меня?
– Сынок, я чувствовал, но не знал. Так было надо.
Я долго сопротивлялся. Но потом сделал разметку и выделил ему некоторые помещения. Живи, отец. Но не командуй. Будешь командовать, отправишься обратно в ад.
– Спасибо, сынок, – ответил он. – Думаю, что и на твоем корабле мы будем проплывать его не раз.
Вдруг я увидел некоторое объяснение, как будто странное знание вошло в меня: «Я не хотел тебя травмировать, не хотел, чтобы между нами была пропасть в целое поколение, типа как между отцом и сыном, поэтому скинул семь лет, прости, сынок, ты такой был честный, такой принципиальный, конечно, подташнивало от этого, но я даже испугался». Травмировать? Что за няшная милота, отец отец? Ну скинул и скинул. Все равно ведь мы никогда друг друга не называли иначе: отец и сынок. Вот так ирония.
Для меня всегда странно, если люди начинают бояться голосов. Некоторые кричат и просят дать им таблеток. Видел я одного в больнице, который бился головой о стену, заглушая голоса. К счастью, я теперь слышу по большей части голос Марата. Я слышал его смех, когда писал вторую часть «Рутины». Чувствовал его внимание, когда доходил до курсивов в третьей части. Марат поправлял меня, иногда даже обижался.
– Вот оно какое, воскрешение. Твое воскрешение.
Иногда он быстро прочитывает, что я пишу, а иногда игнорирует мой текст. Думаю, что про похороны придется писать отдельную повесть. Пока эта тема мне не по зубам.
Станция