Ружья еретиков

– Раскаиваешься ли ты, Ромура Тшев, в свершенных еретических деяния и богопротивных мыслях? – комиссар подошел ближе к бледному мужчине и чуть наклонился к нему. – Готов ли ты примириться с Церковью и принять ее милосердие?

– Нет, – голос у Ромуры был высоким и звонким от страха. – Мне не нужно милосердие!

Улиу уже приковали к столбу. Палач вышел на площадку и говорил о чем-то вполголоса с одним из стражников.

– Подумай, Ромура, – комиссар повернул к себе лицо Ромуры, взяв за подбородок, – только примирение с Церковью дарует тебе ее милосердие.

– Молчи! – Улиа, которую уже оставили монахи, дернулась в цепях. – Пусть сами жрут свои подачки! Псы! Ублюдки!

Монахи уже принялись приковывать Ромуру к столбу, как вдруг еретик разрыдался и принялся кричать, что да, он раскаивается в деяниях, он желает примириться с Церковью, он просит Церковь о снисхождении. Рейхар смотрел под ноги. Он слышал, как заплакала Улиа, когда комиссар удовлетворенно объявил, что Церковь являет милость свою для еретика Ромуры Тшева. Удавили Ромуру быстро и ловко, когда он затих, Рейхар позволил себе поднять лицо и посмотреть на Улиу. Эту казнь он должен был видеть от начала до конца.

Палач уже запалил факел и теперь дожидался, когда комиссар опросит еще нескольких избранных еретиков о том, раскаялись ли они. Церковь считала каждого еретика, принявшего ее милосердие, своей победой, но предлагала свою милость не каждому, но лишь выбранному из прочих, важному в секте еретику. Особенно ценны были примирившиеся с Церковью ересиархи, их имена хранились в записях отдельно и оглашались в проповедях. Ромуре Тшеву милосердие было предложено, чтобы сломить волю Улии Тшев, но Рейхар знал, что она никогда не примет «подачку».

– Свидетельствую, – забубнил комиссар, едва только последний еретик отверг милосердие, – что вина этих людей доказана неопровержимо. Повинны они в святотатстве, в поклонении не Господу, но иным нечестивым материям, коих не существует вовсе, в одичании повинны и в том, что совращали невинные детские души, внушая еретические мысли…

Палач уже приблизился к Улии и подпалил солому, так просто и привычно, что Рейхар едва ли не обозлился на него за эту равнодушную деловитость. Солома вспыхнула не сразу, чуть погодя, но когда пламя занялось, Улиа забилась в цепях с такой силой, что Рейхар услышал, как трутся и смещаются по столбу цепи. Солома возле столба Ромуры тоже пылала, и Рейхар увидел, как взметнувшийся огонь достигает колен мужчины. Подол темного смертного одеяния Улии горел, серый удушливый дым поднимался вверх и слышен был треск, словно рвалась ткань. Улиа била ногами в землю, насколько позволяла цепь.

– Брат, – шепнул вдруг подошедший монах, – брат Еретик, почему ты здесь?

Рейхар повернул голову, рядом стоял один из Волков.

– Слепец отдал распоряжение об аресте твоей стаи, – тихо проговорил монах, – тебе разве не следует быть там?

– Да, – Рейхар неловко кивнул брату-волку, – следует… Храни тебя Господь, брат.

Рейхар направился к выходу с площадки и теперь только услышал, как за его спиной закричала Улиа. Это не было похоже на обычный визг испуганной женщины, не походило и на крики боли, исторгаемые обыкновенно пламенем из живого тела. В голосе Улии Тшев не было слышно ни страдания, ни муки, но только пугающая сила, и ненависть, и угроза. Так можно было бы в самом деле проклинать, так можно было бы благословлять на бой, так можно было бы петь, но не гореть в огне!

Рейхар так и не обернулся, он ускорил шаг и почти влетел в здание Трибунала. Через дюжину минут он бежал по улице, направляясь к подвалу, в котором оставил еретиков, но и здесь, далеко от площадки для казней, он все еще явственно слышал громкое и жуткое пение охваченной очищающим огнем Улии. Рейхар лихорадочно искал в себе ересь, словно слепо шарил нечуткой рукой в темном сундуке. Разве не жаль ему крепкого молодого тела красивой женщины, что скоро повиснет в цепях почерневшим огарком? Жаль. Но разве не требует дело Церкви уничтожать каждого, кто проповедует еретические мысли и смущает умы людей пагубной для души выдумкой? Требует. Рейхар знал, что Церковь права. Он месяцами наблюдал за сектой и знал, что Улиа заслуживает только костра и что ей дарована была возможность принять милосердие Церкви, но девушка сама отвергла его, как отвергала многие годы. И еще Рейхар знал, что он нужен Церкви. И что Господу нужен сильный, здоровый Волк, способный гнать стаю в пасть Псам. Волк, не отягощенный ни сомнением, ни жалостью. А потому и явил Господь волю свою, уведя Рейхара с казни в тот самый момент, когда душа его уже почти была готова дрогнуть. Рейхар замедлил скорый шаг за несколько домов от нужного ему здания и выбросил из головы все мысли о казнимой девушке – ни ее телу, ни ее душе уже не требовалось ни сострадание, ни внимание.