Рваные судьбы

Он вышел, улыбаясь и покачивая головой. Вера покраснела от смущения и лёгкой гордости. Генеральша была вся пунцовая от стыда. Остальные девчата тихонько хихикали, поглядывая то на Веру, то на генеральшу.

Зато, когда Лиза пришла навестить Веру и внука и принесла немного поесть, настала Верина очередь краснеть от стыда. По сравнению с огромными изобильными передачами от генерала, Верина передачка была мизерной и скудной: несколько отваренных картофелин, пара яиц и неизменная затирка, от которой уже просто тошнило, особенно глядя на вечно жующую генеральшу. У той всегда было свежеприготовленное мясо – генерал присылал продукты каждый день, и молоко, и фрукты.

Да вот беда – у такой пышной откормленной бабы молока-то почти не было. Ребёнок не наедался, вечно вопил, аж заходился. Она нервничала, отдавала малыша нянечкам, его уносили в детское отделение и там кормили смесью из бутылочки, после чего малыш успокаивался.

Зато у Веры молока было, хоть отбавляй – откуда только и бралось. Малыш наедался и спокойно засыпал у мамы на руках, обогретый её теплом и любовью.

Когда Вера немного оправилась после родов, Павел отвёл её в ЗАГС. Там он расписался с ней, записал на себя Женечку – так они назвали сына, и удочерил Валю. Так появилась новая семья Анфаровых.

Одной зарплаты Павлика не хватало на их большую семью. Вскоре Вера вышла на работу. В столовую она уже не вернулась – место в буфете было занято. Нашлось место в привокзальном буфете – Вера составляла отчёты, и раз в месяц возила их в Харьков. С детьми оставались бабушка Лиза и Шура. Подросшая Валечка тоже помогала, была на подхвате и на побегушках: что-нибудь подать или принести, присмотреть за трёхлетним Толиком, покачать коляску с маленьким Жеником или потрясти погремушкой, когда он плакал. Всё это невыносимо тяготило маленькую Валю. Ей хотелось гулять, беззаботно бегать по улице, а не сидеть, как привязанная, с младшими братьями. Поэтому, как только её отпускали, она пулей уносилась из дома и возвращалась уже к вечеру.

Маленькая Валечка с детства любила семейные вечера. Переделав все домашние дела, ближе к вечеру к ним, в гостеприимный дом бабушки Лизы стягивались бабы-соседки на посиделки. Если за окнами была зима, то в печке потрескивал огонь, перед плитой на пол расстилалось одеяло, все бабы рассаживались на табуретах по кругу, и начиналось настоящее сказочное действо: бабули набирали из огромной миски по пригоршне жареных семечек и весело, дружно, смачно лущили их, причмокивая при этом и громко разговаривая. Шелуха от семечек нескончаемыми потоками сыпалась из-под пальцев и зубов бабулек, задерживаясь на подбородке, на груди, на животе, прежде чем, подталкиваемая следующей партией, скатиться на пол, вернее, на расстеленное одеяло.

Валя во всё это время сидела на печи и читала, или просто слушала, завороженная, почти загипнотизированная происходящим. И тем теплее и уютнее ей было дома, в звуках потрескивающего огня в печке и бабьих бесед с хрустом и шелестом шелухи, чем громче завывала за окном метель. А после посиделок, поздно вечером бабушка Лиза сворачивала одеяло, наполненное шелухой, и наутро выносила во двор.

А если было лето, то всё то же самое происходило во дворе. Семечки, болтовня, песни – пока совсем не стемнеет, а то и позже, до глубокой ночи. И песни разливались на всю округу, подхватываемые тёплым вечерним ветерком, плыли над рекой и уносились ввысь, звеня в прозрачном воздухе. Когда стихала одна песня, на смену ей звучала другая, – тихо, задушевно, словно убаюкивая. И пускай бы это пение не заканчивалось до самого рассвета.

Но самое большое волшебство для маленькой Вали начиналось в летние дни, под вечер, когда бабушка готовила ужин. Прямо во дворе была сложена летняя печка, и в тёплое время года именно на ней готовилась еда, чтобы не чадить лишний раз в доме. Такие же печи были почти у всех соседок. Неизвестно, кто первый додумался до такого решения, кому пришла в голову эта идея. Но было очень удобно и все пользовались такими летними печами.

Итак, под вечер, когда солнце уже клонилось к закату, хозяйки выходили во дворы и начинали готовить ужин на вечер и обед на завтра – кто борщ варил или щи, кто картошку тушил, кто кашу. Сначала разжигались печи. Кто-то один в округе разжигал свою, а затем уголёк нёс соседке. У Лизы Валя бегала за готовым угольком, и потом относила его следующей соседке, и делала это с огромным удовольствием, ощущая свою причастность к этому почти священному таинству. Затем начинался процесс всеобщего приготовления пищи. «Всеобщего», потому что готовили вместе, как одна большая, дружная семья. Делились советами, обсуждали новости, заимствовали друг у друга продукты. Бывало, слышно было перекликание десятка соседок:

– Мария, а ты зажариваешь свои щи?

– А как же? Обязательно. На сальце.

– А я вот на масле растительном.

– Лиза, у тебя есть томат? Дай пару ложек для зажарки.

– Да пожалуйста. Сейчас Валюшка принесёт.

– Ой, а у меня буряк закончился. Кто даст, бабоньки?

– Иди, Нюся, бери. У меня много.