Рваные судьбы

– А мне пастерначку бы. Наталья, у тебя не будет?

– Есть, тётя Лиза. Сейчас принесу.

– Не ходи. Сейчас к тебе Валю пришлю.

И так до самого заката, до темна. И такое счастье накатывало на маленькую Валю, когда она сидела в эти часы возле любимой бабушки или бегала по соседским дворам по разным поручениям. Солнце уже село, надвигались сумерки, и в сереющей вечерней мгле так тепло и волшебно светились огоньки горящих печей во дворах. Знакомые бабьи голоса дарили умиротворение и душевный покой. Маленькая Валечка не мозгом, но сердцем чувствовала незыблемость и чудо постоянства: она знала, что так было вчера, и будет завтра – и в этом повторении была вся прелесть существования, было счастье, сама жизнь.

2.

На следующий год маленькому Женику отпраздновали первую годовщину, а Валечку уже собирали в школу. Веру же ждала неприятная новость – по длительной задержке она поняла, что беременна. Может быть, через несколько лет эта новость была бы для неё счастливой и желанной, но не теперь. Ну, куда было рожать? Двое маленьких детей, сестра с ребёнком на руках, и, считай, один кормилец на всю такую огромную семью – это Павел. И, как она ни объясняла в больнице своё положение, как ни убеждала врача, что не ко времени её беременность – он наотрез отказывался делать аборт. Было указание свыше – ни одного аборта! Страна потеряла миллионы людей в войну. Население необходимо восстанавливать.

– Да как же восстанавливать? – всплескивала руками Вера. – Голодно-то как! Ведь мы и так особо не наедаемся, а родить ещё одного-двух, так и вообще с голоду помирать начнём. У меня ведь есть двое детей. Мне больше пока не надо.

Но врач был непреклонен – указание сверху! Не хотел рисковать своим местом в больнице.

Вере не оставалось ничего другого, как обратиться к местной повитухе – Бышихе. Бышиха, та, что ещё саму Веру принимала, а через двадцать лет и Валечку её, стара уже была, но дела ещё делала. Реже, чем раньше, но всё же делала. Она согласилась помочь.

В выходной день Вера пришла к ней домой, принесла необходимые чистые вещи. Старая Бышиха сказала, чтоб та располагалась на постели и подстелила клеёнку. Вера так и сделала.

– Придётся потерпеть немного, – прокряхтела старуха и начала охать да ахать.

Это было последнее, что сейчас надо было Вере – стенания старухи. Ей и так было не по себе. К тому же потерпеть пришлось гораздо больше, чем «немного». Вера стонала, не в силах терпеть боль, и кусала губы, силясь не кричать, пока Бышиха делала своё дело. Вере казалось, что её режут и разрывают изнутри. Она почти потеряла сознание. Когда, наконец, всё закончилось, Бышиха похлопала её по ляжкам и улыбнулась беззубым ртом.

– Ну, всё, детка, – сказала она. – Отдохни теперь часок-другой.

Вера перевела дух. По щекам текли горячие слёзы облегчения. Внутри ещё всё ныло и болело, но острой жуткой боли уже не было.

Отпуская Веру домой, старая повитуха сказала ей:

– Несколько дней ещё польёт, как при обычных делах. Тяжёлого не поднимай. Мужа пару недель не подпускай. Всё поняла?

Вера устало кивнула головой и вяло улыбнулась.

Через неделю Вера забеспокоилась – всё должно было уже прекратиться, но кровотечение так и не проходило. Ещё через пару дней она поняла – что-то не так. Кровь уже лилась алая, как из раны. А Вера была бледна и постоянно чувствовала противную слабость. Так не должно было быть. Ещё через день на работе у неё резко поднялась температура и она потеряла сознание. По скорой её увезли в больницу. Там осмотрели и обнаружили, что после повитухиного аборта остался кусочек «места» – плаценты, он и вызвал кровотечение и общее воспаление.

– Ты что же это, сукина дочь, угробить себя решила? – орал на неё врач, который две недели назад отказался делать аборт. – Ты понимаешь, что у тебя может случиться заражение крови? Детей хочешь сиротами оставить?!

Веру тем временем укладывали на операционный стол и готовили инструменты. Их холодный металлический лязг прорезывал затуманенное сознание Веры.

– Сукины дочери, «растуды» вашу мать! – продолжал материться врач, натягивая стерильные перчатки. – Взяли моду, к бабкам шляться. А потом помирают прямо здесь, на столе. А всё потому, что бестолковые эти бабки ваши, элементарных правил санитарии не соблюдают. Да куда там, руки даже не потрудятся помыть. А уж кромсают-то как. Страшно смотреть потом. Говори, кто делал? У кого была?

Вера отрицательно покачала головой.

– Говори имя, тебе говорят! Ничего не буду делать, пока не скажешь!

Вера снова мотнула головой, но уже слабее. Она силилась раскрыть пошире глаза, но не могла; перед глазами темнело, к горлу опять подступала противная тошнота. Уже проваливаясь в полную темноту, она услыхала, как будто издалека, взволнованный голос медсестры:

– Доктор, давление резко падает. Больше нельзя тянуть.

– Вот зараза упёртая! – выругался в последний раз врач и живо принялся за дело.

Придя в себя после операции, лёжа под капельницами, Вера с облегчением вздохнула: «Жива».

3.