Рваные валенки мадам Помпадур

– Ну, люди ее в рамы на зиму запихивают. Насуют в щели вату, потом ее выдувает, приходит зима, вата трясется, так ее жаль! Ужасно!

Лапуля заревела, я обняла ее и стала утешать:

– Сейчас у всех стеклопакеты. Где ты могла увидеть вату? Народ давно использует полоски из поролона или резины, специальную пену.

– В кино, – всхлипнула Лапа, – про фашистов. Они ее ели.

– Вату? – усомнилась я.

Лапуля успокоилась.

– Нет, картошку вареную, отнимали ее у партизан. Бедненькие.

Я перестала гладить повариху по спине. Беседовать с Лапулей непросто. Очень часто она озвучивает лишь обрывок своей мысли. Каким образом вата, которую люди раньше засовывали в щели рам, превратилась в картошку? И кто эти «бедненькие»? Гитлеровцы или партизаны, у которых отняли еду? Ну и дурацкие же фильмы снимают некоторые режиссеры! На что угодно готова спорить: эпизод с фашистскими захватчиками, отобравшими у народных мстителей клубни, Лапуля узрела намедни в одной из лент, которые щедро демонстрирует телевизор. Или съездила на «Горбушку», где пообщалась с пиратом Димой? Есть у Лапы замечательный дружок, снабжающий ее нелицензионными дисками. Раз в два-три месяца Лапа ездит в Фили и возвращается назад с полной сумкой дисков. Похоже, Дима не лишен чувства юмора, потому что, войдя в дом, Лапа объявляет:

– Димочка-котик-зайчик-рыбонька сказал: «Дал тебе интеллектуальное зрелище, философски-размышлительное, про любовь, дружбу и предательство. Больше двух кинушек за раз не смотри, белочка моя, а то мозг взорвется».

И вынимает из пакета мультики про Шрэка, Ледниковый период, Мадагаскар или вытаскивает сериал «Элен и ребята». Я не знакома с Димой, но он мне заочно нравится, потому что в подарок своей постоянной покупательнице дает честно скачанные из Интернета выпуски программ «Кулинарный поединок» и «Жизнь есть». Лапуля пристально изучает шоу и готовит нам изыски.

– Будешь есть поперделли? – всхлипнула Лапа.

– Клади, не стесняйся, – велела я, – и рассказывай.

Макароны имели волшебный вкус, я заставила себя жевать их медленно, а не глотать, словно голодная гиена.

Лапуля продолжала изливать свое горе:

– Я спросила: «Котик, хочешь зайчика?»

– У вас сексуальные проблемы? – смутилась я.

Лапа заморгала:

– Ой! Нет! Димочка-котик-зайчик-рыбка! Почему ты спросила?

– Ну… такой вопрос… «Котик, хочешь зайчика»… – промямлила я.

– Нет, хочешь, будто просто хочешь, – завздыхала Лапа. – Я ему предложила не себя, а малюпусенького зайчика! Крохотного! В голубой шапочке! А он!

Я посмотрела на пустую тарелку. Попросить добавки? Лучше не надо. Ограничусь одной порцией пасты с восхитительным сливочным соусом.

– Голубой зайчик, – страдала Лапуля. – А он!

– Названный цвет не самый любимый у мужчин, – воскликнула я. – Ты решила купить плюшевую игрушку?

– Живого зайчика! – услышала я. – Уже приготовила ему одежду! А он!

– Только кролика нам не хватает! – вырвалось у меня. – И потом, длинноухому будет неудобно в шапке.

– Она голубая, – возразила Лапа.

– Да хоть оранжевая в стразах, – фыркнула я, – нельзя никого мучить! Куда зайцу уши деть? Они у него длинные.

– Нет! – испугалась Лапуля. – Это ужасно! Длинные уши! Уродство! О! Никогда! Мой котик-зайчик будет красивенький-любименький, беленький с васильковыми глазоньками.

– Глухой, – резюмировала я.

– Вау! – подпрыгнула Лапуля. – Не смей каркать!

– Просто объясняю тебе, – пожала я плечами. – Голубоглазые кролики глухие. А с красной радужкой альбиносы.

– Он не эскимос, – попятилась Лапуля.

Я сделала глубокий вдох и потом выдох – не стоит терять время, растолковывая Лапе разницу между эскимосом и альбиносом, – и попросила:

– Положи мне еще макарошек.

Лапуля кинулась к плите, причитая по дороге:

– Одна у меня радость. Твой аппетит. Ты ешь, как старый пони!

Я уронила ложку и спросила:

– Почему старый?

И тут же разозлилась. Ну, Танечка, умница, тебя не обидело сравнение с пони, тебе не понравилось упоминание о возрасте клячи-недомерка!

– Молодой поничка-кошечка-мурзенька плохо кушает, – запела Лапуля, – у него идей много. А старый уже свое оттанцевал, все проблемы решил, поэтому хавает себе и хавает, хавает себе и хавает, хрумкает и чавкает, чавкает и жрет. Такому всегда готовить приятно. Не то что молодому, тому все плохо. И я эсэмэску ему послала.

Я, успев переварить сравнение с прожорливым коняшкой, опять испытала недоумение.

– Сообщение? Пони?

– Ну, Танечка-кошечка, – пропела Лапуля, – всем известно, что у поняшек нет телефона! У них только клизма!

– Клизма? – повторила я. – И где?

Хотя, конечно, дурацкий вопрос, и так ясно где.

– На личике, – захлопала накрашенными ресницами Барби.

Я притихла. К сожалению, у меня от рождения буйное воображение. Тотчас перед моими глазами возник пони с мордой, засунутой в кружку Эсмарха. Что имеет в виду Лапа? Быть может, уздечку?

– Димочке эсэмэсочку натюкала! По твоему совету, – заявила Лапуля, – а он ничего не ответил. Не хочет зайчика! Вот!

Глава 32

Я заморгала.

– Лапа! Сообщение «У нас будет мальчик» от тебя?

– Да, – зарделась кулинарка. – Он тебе показал? Ой! Что Дима сказал? Ругался? Кричал? Ответь честно!