Читаем Рыба и другие люди (сборник) полностью

С узлами он таки разобрался, но ни «молодец», ни «спасибо» в ответ не получил. Виталия самого наставляли жестоко, а что до криков, раздражения по мелочам, матерщины – прошлое с его начальниками и начальничками потрепало нервы Виталию изрядно. Где-то под Архангельском, в деревне, в какой, правда, Хорек не запомнил, жила у него семья – жена и двое детей, но видел их Виталий наездами – летом промышлял рыбу, собирал на сдачу ягоду, зиму просиживал в лесу. Он спасался от мира и как шпынял и терпел рядом работавших на него лаек, так вскоре стал обращаться и с Хорьком, чуть если потеплее.

Любимая Виталиева присказка была: «Жизнь заставит – в замполиты пойдешь». Этих брехал – платных стукачей – он в свои годы нагляделся на Северном флоте, когда ходил за рыбой.

Словом, оба оказались себе на уме, и возникшее противостояние начало подтачивать еще только установившиеся отношения. Виталий показал ему, как обшить ватник, но колол себе пальцы цыганской иглой Хорек сам. Виталий лишь посмеивался в бороденку. День посмеивался, второй, потом смастерил из жести наперсток – вроде пожалел, но мог ведь и сразу – Хорек запомнил. Он все запоминал.

Хорек любил посидеть вечером у окошка, глядел во тьму – Виталий терпеть не мог пустопорожнего безделья, специально находил работу, иногда и вовсе не нужную. Однажды, когда глазурованный лес приплясывал за окном, он приказал натаскать еще дров.

– Не пойду, угрелся, – отрезал Хорек.

– Как не пойдешь, я, что ль, должен? – Охотник заорал, набряк, что свеклина, рванул его с койки, завалив попутно стол, отвесил затрещину – Хорек отлетел к самой двери. – Без разговорчиков на флоте, понял? Как меня батя учил, так и ты… Да-авай!

Хорек не поднимался.

– Встать, кому говорят!

– Ты – не батя! – Хорек наконец встал, шагнул к крюку, снял ватник. Оделся, прибрал свою кружку, ружье, пристегнул патронташ, влез в лямки рюкзака. Виталий наблюдал молча. – Спасибо за хлеб-соль, но ты не батя, ясно? – повторил Хорек и протянул ему компас с руки.

– Ты что, очумел, на ночь глядя, остынь! – Охотник сводил на мировую, но Хорек положил компас на табуретку, вышел на двор. Виталий выскочил за ним с ружьем.

– Я зла не держу, но пахать как негр больше не намерен – проживу, как жил, а ты заходи в гости, милости просим.

– Стой, чума, стой, говорю! В лес ночью не отпущу!

– Луна… – Хорек ткнул пальцем наверх, – а хочешь – стреляй. – Он двинулся к лесу.

– Козел! Козел детдомовский, здесь тебе не пионерский лагерь! – Виталий бесновался у избушки, гонял некстати подвернувшихся перебуженных собак. Собаки скулили. – Вернись, лося забьем, лося-а-а-а…

Эхо долго гоняло звук. Знакомой, нахоженной лыжней Хорек спешил в свой барак. Сразу схлынуло зло, свобода пьянила. Порхающий снег был сладок, как эскимо. Четыре часа хода, и он уже прислонился к дверному косяку, жадно ловил воздух ртом, на лбу застывали капельки пота. Ветер холодил щеки, звезды и луна источали неистовый аромат: если б только он умел – завыл бы от восторга!

18

Виталий пришел к вечеру следующего дня. Пришел весь заснеженный, какой-то особенно шумный, возбужденный.

– Здорово, Робинзон! – словно и не было ничего между ними.

Поступок Хорька заставил его по-другому взглянуть на парня.

– На вот, займись, – бросил на стол большого глухаря. – Птички-то меньше стало, чуешь, да еще пурги начнутся – как жить собираешься, а?

– Проживу.

– Проживешь, проживешь, это ясно. На одной рыбе дотянешь в крайнем случае, но без мясца хреновато, нет? Или ты в постники записался?

Он балагурил, развешивая вокруг печки белье на просушку. В голосе появились незнакомые веселые, заискивающие нотки – Виталий искал примирения.

– А то гляди, парень, из Колочских болот лось пришел – загоним на пару?

Хорек сосредоточенно орудовал поварешкой, словно отливал из олова сложнейшую деталь.

– Как хочешь, я и один управлюсь – не впервой, но лось – чудо. Даже я опешил сегодня – стоит что твой слон, рога – отростков семнадцать-двадцать – бульдозер, а не лось.

Хорек молча хлебал обжигающий, мутный глухариный бульон. Виталий рассказывал раньше про Колочь – край непроходимых болот, обступивший залесенные пятаки суши с затертыми плешами, где из мха выпирают морщинистые старые скалы. Люди туда не ходят, даже в морозы можно ввалиться в дышащую полынью. После того как несколько зим назад там затянуло вездеход с геологами, место и вовсе стало считаться гиблым и проклятым. Геологи искали и, кажется, нашли уран. Начитавшись газетных ужасов, Виталий всегда говаривал: «Чего ловить – без свинцовых наяичников мужик в Колочи вмиг стояка лишается». Но признавал за местом необычное – зверь, по охотницким байкам, в Колочи вымахивал до невероятных размеров (ясное дело – мутант!), и вообще, попасть туда было боязно, но заманчиво – непуганый лес грезится любому промысловику. Виталий больше поминал Колочь как заветную мечту, но всегда зарекался, волшебный край лишь будоражил воображение.

– Вертолетчики в этом году видели дым из геологического вагончика, думаешь, люди?

– Откуда я знаю…

Перейти на страницу:

Все книги серии Новая русская классика

Рыба и другие люди (сборник)
Рыба и другие люди (сборник)

Петр Алешковский (р. 1957) – прозаик, историк. Лауреат премии «Русский Букер» за роман «Крепость».Юноша из заштатного городка Даниил Хорев («Жизнеописание Хорька») – сирота, беспризорник, наделенный особым чутьем, которое не дает ему пропасть ни в таежных странствиях, ни в городских лабиринтах. Медсестра Вера («Рыба»), сбежавшая в девяностые годы из ставшей опасной для русских Средней Азии, обладает способностью помогать больным внутренней молитвой. Две истории – «святого разбойника» и простодушной бессребреницы – рассказываются автором почти как жития праведников, хотя сами герои об этом и не помышляют.«Седьмой чемоданчик» – повесть-воспоминание, написанная на пределе искренности, но «в истории всегда остаются двери, наглухо закрытые даже для самого пишущего»…

Пётр Маркович Алешковский

Современная русская и зарубежная проза
Неизвестность
Неизвестность

Новая книга Алексея Слаповского «Неизвестность» носит подзаголовок «роман века» – события охватывают ровно сто лет, 1917–2017. Сто лет неизвестности. Это история одного рода – в дневниках, письмах, документах, рассказах и диалогах.Герои романа – крестьянин, попавший в жернова НКВД, его сын, который хотел стать летчиком и танкистом, но пошел на службу в этот самый НКВД, внук-художник, мечтавший о чистом творчестве, но ударившийся в рекламный бизнес, и его юная дочь, обучающая житейской мудрости свою бабушку, бывшую горячую комсомолку.«Каждое поколение начинает жить словно заново, получая в наследство то единственное, что у нас постоянно, – череду перемен с непредсказуемым результатом».

Алексей Иванович Слаповский , Артем Егорович Юрченко , Ирина Грачиковна Горбачева

Приключения / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Славянское фэнтези / Современная проза
Авиатор
Авиатор

Евгений Водолазкин – прозаик, филолог. Автор бестселлера "Лавр" и изящного historical fiction "Соловьев и Ларионов". В России его называют "русским Умберто Эко", в Америке – после выхода "Лавра" на английском – "русским Маркесом". Ему же достаточно быть самим собой. Произведения Водолазкина переведены на многие иностранные языки.Герой нового романа "Авиатор" – человек в состоянии tabula rasa: очнувшись однажды на больничной койке, он понимает, что не знает про себя ровным счетом ничего – ни своего имени, ни кто он такой, ни где находится. В надежде восстановить историю своей жизни, он начинает записывать посетившие его воспоминания, отрывочные и хаотичные: Петербург начала ХХ века, дачное детство в Сиверской и Алуште, гимназия и первая любовь, революция 1917-го, влюбленность в авиацию, Соловки… Но откуда он так точно помнит детали быта, фразы, запахи, звуки того времени, если на календаре – 1999 год?..

Евгений Германович Водолазкин

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги