Рыба. История одной миграции

Села в кресло рядом с больной, пригрелась под теплой лампой.

Накатила грусть — вспомнила Павлика, Валерку, наших в Харабали, последнее письмо пришло от них три месяца назад еще в Волочек, моего лесного адреса они не знали. Бабуля спала тихо, как-то незаметно заснула и я сама. Тут же начал сниться бесконечный кошмар — кто-то страшный и безликий домогался меня, рвался сквозь стену, кричал, бил в нее кулаками… Я очнулась в холодном поту, но кошмар продолжался — кто-то кричал за дверью и колотил в нее в полном исступлении. Я подбежала к двери. Кричала девушка, я узнала ее голос.

— Откройте, ради бога откройте, Вера, помогите, вы же медсестра, помогите скорее!

Я открыла дверь, она ввалилась в квартиру, вцепилась в мой ночной халат — глаза, расширенные от страха, ночная рубашка забрызгана кровью.

— Пожалуйста, помогите!

— Что случилось? — Я постаралась сказать это спокойно и холодно.

— Антоша вскрылся, бежим скорее, бинт, вата у тебя есть?

Тут же она перешла на «ты», и вдруг я поняла, что она не просто возбуждена, она под кайфом, усилившим ее панический ужас.

— Хорошо, идем!

Взяла фельдшерский чемоданчик — я всегда возила его с собой, пошла в квартиру восемьдесят четыре нарочито спокойным шагом, Юлька тут же подчинилась, ей передалась моя уверенность, и она немного успокоилась.

6

Антона мы нашли в ванной. Он стоял совершенно голый, все вокруг было забрызгано кровью, в ванне лежал скальпель, которым он несколько раз порезал себе левое предплечье. Антон был в крайней степени психоза: пальцами правой руки методично выдавливал кровь из порезов, как юнец давит угри на носу. Он весь ушел в процесс, стонал скорее не от боли, а от удовольствия, следя, как течет по запястью и ладони кровь. Время от времени он смывал ее горячей струей из-под крана, и снова давил, и снова стонал. Антон услышал шаги за спиной, но даже не повернулся, думал, что это Юлька.

— Выходит, выходит, блин, сейчас бы лопнул, — бормотал он себе под нос.

— Тоша, я доктора привела.

Он резко обернулся — стрельнул по мне дикими глазами.

— Ты кто?

— Вера, соседка. Давай, покажи, что там у тебя. — Я старалась говорить властно, но спокойно, словно видела подобное тысячи раз.

— Ты в теме?

— В теме, в теме. В человеческом теле, между прочим, семь литров крови, сколько ты уже сдоил, донор? Голова кружится, сухость во рту, резь в желудке?

Я дарила ему первые попавшиеся симптомы, нужно было отвлечь его от истерзанной руки, напугать, переключить.

— Резь! — Он закричал, оставил руку, уже играл на меня. — Я сейчас лопну, ты хоть знаешь, что это такое?

— Ты, как воздушный шар, наполнен газом и думаешь, с кровью это вытечет? Двоечник, с твоим-то стажем пора бы знать, что это не метод. Голова кружится?

Юлька успела мне сообщить, что Антон сел на эфедрон, и ему кажется, что наркотик сейчас разорвет его изнутри (потому и режут вены, чтобы спустить «напряг»). Голова у него уже должна была кружиться, крови натекло прилично.

— Семь литров? — Он бегло окинул ванную взглядом. — Кружится… Это что, значит — я умираю?

Его вдруг начал трясти озноб, он безвольно опустил руки и взвыл, как маленький ребенок, посадивший занозу.

— Еще немного, и умер бы. Покажи!

Он протянул обе руки, зубы стучали, из глаз катились крупные слезы, он смотрел на меня с собачьей преданностью.

— Хорошо! Садись на тумбочку!

Он покорно опустился на тумбу для белья. Резал он неглубоко, и, слава богу, не по запястью, а по предплечью, рассек кожу, жировую клетчатку, не задел основные сосуды, но полосовал себя многократно, я насчитала сорок два параллельных пореза. Руку он еще и разбередил, выдавливая «напряг», как он выражался. Горячая вода естественному свертыванию, понятно, не способствовала.

— Сейчас будет больно, — предупредила я, сломав ампулу с йодом.

— Это что?

— Йод.

— На хрен, все стерильно, ты что, не дам.

— В детский сад поиграем? Сепсис хочешь заработать? Время-то идет, а кровь бежит. Знаешь, что такое сепсис?

Он знал и от испуга подчинился.

— Терпи!

Я обильно смазала область порезов йодом, наложила марлевые салфетки, сделала тугую повязку. Он даже не заметил — зациклился теперь на другом.

— У тебя есть?

— Что есть?

— Сама знаешь, промедол, сейчас кости начнут трещать — давление так не уходит, надо догнаться.

— Иди за мной. — Я повела его в комнату, уложила в кровать. Юлька следовала за нами, смотрела с интересом, но с советами не лезла.

Принесла по моей просьбе из кухни стул, я приладила к спинке капельницу с гемодезом. Он дал стянуть руку жгутом, привычно, без моей команды начал сжимать и разжимать пальцы — накачивал вены.

— Сто лет не ширялся!

Его развезло, он уже улыбался, предвкушал. Но настроение быстро поменялось — миг, и он опять стучал зубами, кожа покрылась пупырышками, на него накатила очередная волна страха. Он зашептал трагическим, театральным голосом:

— Доктор, доктор, скорее, умру же сейчас, ноги холодеют.