Рыба-одеяло (рассказы)

Редакция "Красного Гангута" помещалась в подвале бывшего шведского посольства. По двору, чтобы попасть туда, всегда бежали - вражеские снаряды постоянно рвались. На полуострове Ханко не было сантиметра скалистой земли, куда бы не попадал осколок. Даже крысы не находили места, где спрятаться, и жили в нашем помещении. Ложишься спать, а рядом тесак ставишь. Только уснешь, бежит эта тварь по животу. Вскакиваешь: ах, ты... и тесаком ее. Но они совсем обнаглели, не боялись и днем показываться.

Газета требовала оперативности, как и все дела на Ханко. Приходилось бывать в разных концах полуострова. То участвовал в боях отряда морской пехоты под командой капитана Гранина, чтобы дать в "Красный Гангут" самый живой материал о доблестных гранинцах. То отправлялся на Утиный Нос к замечательному артиллеристу Брагину, где у самого берега посреди гранитных скал стояли его орудия. Сразу от них тянулась поросль березок. В шутку это место бойцы называли "Парк культуры и отдыха". Только отдыхать им почти не приходилось. На батарее было всегда очень "жарко". Стоял сплошной звон от скачущих по камням осколков. Казалось, что снаряды летели беспрерывно. Брагинцы огрызались редко - берегли боеприпасы, но уж стреляли так, что начисто разносили вражеские гнезда.

То я спешил на батарею Руденко, любимого ученика капитана Гранина. Бойцы здесь били врага одинаково точно днем и ночью.

Старшина Сергеев гибкими чувствительными пальцами, даже с завязанными глазами, разбирал и собирал сложный орудийный замок.

Или я находился у прославленного капитана Жилина, который знал свою батарею, как личный пистолет. О жилинцах в "Красном Гангуте" были стихи:

"Ее снаряд, опережая гром

И молнию, несет врагу отмщенье,

Все ускоряя грозное вращенье

По линиям, нарезанным винтом..."

То с группой моряков шел для поддержки гарнизона на остров Осмуссаар, расположенный в другой части моря, возле мыса Шпитгам, откуда гитлеровцы в упор стреляли по его защитникам. А потом в газете "Красный Гангут" сообщал ханковцам о боевых делах этого далекого гарнизона.

Газета состояла из двух отделов: "Герои Гангута" и "Гангут смеется". Особой популярностью пользовался "Гангут смеется".

Однажды мне попалось письмо убитого финского резервиста Густава, и в августовском номере газеты я написал фельетон "Запах ладана".

Пастор Петерсон из города Вестербю, благословляя резервиста Густава на фронт, говорил, что у гангутцев уже нечем стрелять и Густав может смело идти в бой, чтобы сразу победить советских матросов.

Фельетон заканчивался тем, что "пастор Петерсон приехал на Ханко, встал перед финскими солдатами и, воздев руки к небу, начал проповедь. Но тут земля содрогнулась от взрыва. Пастор юркнул в бомбоубежище.

- Полундра! - закричал с перекошенным от контузии лицом резервист Густав. Он слышал это страшное слово от гангутцев, когда спасался бегством.

- Полундра! - снова крикнул Густав и дико захохотал. - У большевиков нет снарядов! Зачем же вы спрятались, пастор?

Вместо ответа, из норы донесся затхлый запах ладана..."

Моряки на Ханко любили меткую шутку, острое слово и веселую карикатуру.

4. ДЕТИ КАПИТАНА ГРАНИНА

Среди многочисленных островов и островков Ханко действовала морская пехота, сформированная из экипажей торпедных катеров и подводных лодок. Командовал моряками капитан Гранин, Борис Митрофанович, суровый и справедливы офицер.

- Я артиллерист, - говорил он, - но пришлось стать и морским пехотинцем.

Слава о нем шла еще со времени войны с белофиннам, когда Гранин, собрав отряд лыжников из артиллеристов форта и матросов боевых кораблей, повел его через заснеженный, завьюженный залив. Отряд, как ураган, ворвался в столицу Финляндии Хельсинки, поднял там страшный переполох и, не потерян ни одного бойца, умчался обратно.

Сейчас штаб Гранина располагался на острове Хорсэн. Этот остров был похож на многие другие гангутские. Та же гранитная почва, устланная ржавой хвоей и сухими шишками. Те же огромные валуны в светло-зеленых пятнах лишаев или густо покрытые волосатым мхом и жесткой, будто лакированной, листвой брусничника. Прежде здесь шумел лес, а теперь остров "облысел" - вражеский артиллерийский и минометный огонь срезал все дочиста, даже валуны блестели, словно отполированные. Только в одной ложбинке сохранились чудом уцелевшие маленькие сосенки, где и собирались иногда матросы.

О Гранине слагали легенды, и каждый рассказчик обычно начинал так: "Идет капитан Гранин, статный, красивый, с широкой черной бородой, по улице Камаринской..." И действительно, была на Хорсэне такая улица. Правда, на ней стояли не дома, а вырубленные в скалах "каморы", в которых жили моряки, или "дети капитана Гранина", как они себя называли.

"Дети капитана Гранина" все время ходили в бескозырках. Однажды он приказал: "Надеть каски!"

- Товарищ командир, в ней жарко! Это же пехота только носит.

- Сейчас вы и есть морская пехота.

- В бескозырках лучше. Морем пахнет, и ленточка развевается - бежать помогает.

- Вы как малые дети, - горячился Гранин. - Бескозырку не только пуля, даже иголка проткнет.

- Издалека не проткнет.