Читаем Рыба-одеяло (рассказы) полностью

Только показались из зарослей, опять ракетами все осветили. Снаряд рядом упал, воздушной волной плот раскидало по бревнышку. Осколок пробил мой комбинезон и застрял в мякоти ноги. Вода заливать начала, на грунт потянуло. Кадурин говорит Забейко: "Тимофей, плыви скорее вокруг пристани, посмотри, не встречают ли там?"

Ушел он, а мы с Колей зацепились за бревно и поплыли. Боль в ноге страшная. Хотели рану перевязать в воде - никак не удается, бревно скользкое. А гитлеровцы бьют по зарослям, думают, что мы на прежнем месте.

Выбрались наконец на берег. Кадурин меня поддерживает. Смотрим, Забейко сидит в воде. "Свои не подпускают, - говорит, - за неприятеля приняли". И действительно, только мы вышли к нашим окопам на передовой, как врежут из станкового пулемета - головы не дают поднять.

Обычно, когда разведчики уходят, все воинские части и дозоры предупреждаются: на таком-то участке действуют разведчики. А мы обязаны были вернуться на катере совсем в другом месте. Здесь нас не ждали, потому и встретили так неприветливо.

Кадурин и Забейко перетащили меня в рыбачий канальчик, встали во весь рост и подняли руки вверх. Тут нас и взяли в плен наши солдаты. Повели на командный пункт. А навстречу начальник опергруппы дорогу переходит. "Вот, говорим, - наш капитан".

- Товарищ капитан, это ваши люди?

А нас разве узнаешь. Смотреть страшно: гидрокомбинезоны разодраны, гимнастерки без рукавов, мокрые, распухшие.

Капитан пригляделся к нам:

- Это же "гуси-лебеди"! Но что за вид?

Он сразу посадил нас в машину и отправил в штаб. Доложили мы там обстоятельно о прибрежной разведке, и наши батареи точно ударили по гитлеровским укреплениям: за оскверненный Петергоф! За срубленные рощи! За умолкнувшие фонтаны!

3. СНЕГУРОЧКИ

А с наступлением зимы "гуси-лебеди" превратились в "снегурочек". Высматривали движение неприятельских частей по линии Володарка - Стрельна Петергоф. С ночи ложились в мешки на лед, метрах в трехстах от вражеского берега. Надевали белые халаты с блестками. Сверху подзасыплют еще снежком, чтобы слиться с местностью. Белая марлечка на лице. Утром летит самолет и совсем не замечает нас. Питание с собой, тут и ели в мешке. Целый день наблюдали, что творится во вражеском стане, и сообщали обо всем в штаб.

Помню, однажды выскакивают с криком немецкие солдаты на лед, рубят воронки и ставят в них щиты-мишени. Прямо против нас готовятся стрелять. А из мешка сразу не вылезешь. Если покажешься, то как черный жук на белой бумаге. Солдат целая рота. Ну думаем, пропали! Кричать друг другу - далеко лежим, да и шевелиться опасно. Дело табак!

А наши дальномерщики наблюдали. Видят, нам угрожает опасность. С ближней батареи нашим стрелять нельзя. Как только она своими хоботками-стволами пошевелит, вся немецкая артиллерия на нее обрушится

Сообщили на дальнюю батарею в Лисий Нос. Оттуда из трех орудий и ударили по фашистам! Паника, крики, раненых хватают, убитых тащат. Еще, еще ударили! Снаряды прямо через наши головы свистят.

Мы вжались поглубже в снег. А фашисты врассыпную. И щиты оставили. Сами стали мишенью для наших снарядов. Мало, кто убежал. А мы продолжали наблюдение до вечера, пока смена не пришла.

Так зимой и летом в годы жестокой блокады обороняли город Ленина наши водолазы-разведчики.

РЕЧНОЙ ТРАМВАЙ

Но видел я дальние дали

И слышал с друзьями моими,

Как дети детей повторяли

Его незабвенное имя.

(Н. Заболоцкий)

Был конец ноября 1942 года.

Нева казалась пустынной, и только возле Тучкова моста, ломая корку льда, пытался развернуться буксир. На его винт намотался стальной трос. Капитан подергал судно, убедился, что сбросить трос невозможно, и позвал водолазов.

Вскоре он уже кричал вниз через медную трубочку;

- Проворачивай!

Ледяная вода вскипела. Это завертелся освобожденный винт.

Мы уложили разбросанное на льду водолазное имущество и забрались греться в буксир.

- Располагайтесь! - сказал нам водолаз Лошкарев. - Будьте как дома.

Лошкарев сам недавно переселился на этот буксир. В его дом на Васильевском острове попала бомба.

- Все разгромлено, - сказал он, - будто Наполеон прошел - этаж на этаж наехал!

Наши исхудалые, костлявые, почти прозрачные руки жадно тянулись к теплу, захватывая горячее пространство над чугункой. Тяжелый керосиновый запах олифы поднимался от кастрюльки с жидкой пшенкой.

- Варю вот на обед, - виновато сказал капитан буксира.

- Неплохо. В Осиновце водолазы лепешки пекли, а сверху дождик поливал вместо масла.

Волны сладковатого дыма колыхались над нашими головами.

Это Гаранин курил свой табак из хмеля, шалфея и каких-то других трав Ботанического сада.

- А у тебя какой сорт, боцман?

- ТБЩ, - отозвался Калугин, - трава, бревна, щепки.

Работница в черном платье, сидевшая тут же на бухте троса с кружкой кипятка и дурандовой конфеткой в руке, закашлялась и протерла глаза.

- Холодно, - сказал капитан, поеживаясь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Тропою испытаний. Смерть меня подождет
Тропою испытаний. Смерть меня подождет

Григорий Анисимович Федосеев (1899–1968) писал о дальневосточных краях, прилегающих к Охотскому морю, с полным знанием дела: он сам много лет работал там в геодезических экспедициях, постепенно заполнявших белые пятна на карте Советского Союза. Среди опасностей и испытаний, которыми богата судьба путешественника-исследователя, особенно ярко проявляются характеры людей. В тайге или заболоченной тундре нельзя работать и жить вполсилы — суровая природа не прощает ошибок и слабостей. Одним из наиболее обаятельных персонажей Федосеева стал Улукиткан («бельчонок» в переводе с эвенкийского) — Семен Григорьевич Трифонов. Старик не раз сопровождал геодезистов в качестве проводника, учил понимать и чувствовать природу, ведь «мать дает жизнь, годы — мудрость». Писатель на страницах своих книг щедро делится этой вековой, выстраданной мудростью северян. В книгу вошли самые известные произведения писателя: «Тропою испытаний», «Смерть меня подождет», «Злой дух Ямбуя» и «Последний костер».

Григорий Анисимович Федосеев

Приключения / Путешествия и география / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза