Рыбак

Одно из деревьев слева от Мэри привлекло мой взгляд. Оно разительно отличалось от всех тех деревьев, которые я научился узнавать за годы блужданий по рыбным местам. Сильнее всего оно напоминало детский рисунок: прямой ствол, увенчанный большим клубком листьев. Но, углубляя такое сравнение, стоило бы заметить: было похоже, что ребенок, который изобразил это дерево на бумаге, использовал масляную краску, в то время как остальные дети в детском саду карябали цветными карандашами. Дерево было настолько ярким, что при взгляде на него скорее верилось в его искусственную природу – в то, что, скажем, фигуру эту отлили из металла и осветили изнутри. И я бы думал именно так, если бы не видел другие, точно такие же деревья, стоящие за тем, первым. Грубая кора, облекшая ствол, лучилась и сияла тусклой бронзой; листья, собранные в крону в вышине, казалось, перебрасывались, как мячиками, всеми оттенками зеленого. Вблизи стволов воздух был насыщен духом цитруса, как близ ящика с апельсинами. Иные листья имели форму наконечника копья, края их были отчетливо зазубрены. Я поднял руку, чтобы прикоснуться к одному из них, и заколебался. Когда я все же опустил руку, Мэри, остановившаяся немного впереди, чтобы посмотреть на меня, сказала:

– Правильно сделал. Если их коснуться без должной осторожности – порежут до кости.

– Уф. – Впереди маячил целый лес таких деревьев, и как-то узнанное мною только что не вдохновляло. Однако я обнаружил, что хоть яркие чужаки и вытесняли знакомые хвою, клен и березу, все еще растущие на другой стороне странной дороги, они, похоже, не росли особенно близко друг к другу, позволяя нам свободно и без опаски ходить среди них. Не препятствовали они и внезапно попавшему в поле моего зрения мужчине, что шел навстречу нам. Надежда на то, что это был ищущий меня Дэн, умерла, когда я увидел на встречном мешковатое пальто, подолом задевавшее землю – темное скорее в силу ветхости, чем в угоду цвету ткани. Грудь мужчины пересекали ремни, с которых свисали всевозможные подсумки и кошели, подпрыгивавшие на каждом его шагу. На голове у него красовалась шляпа, напоминавшая перешитый кем-то в оную ночной колпак. Он был моложе, чем я, но старше Дэна, с косматой бородой, давно не знавшей бритвы. Его глаза были карими и круглыми. Еще больше они округлились при виде нагой Мэри перед ним. Он как-то странно поприветствовал ее, воздев правую руку в жесте, который я принял за дружеский. Наверное, подумал я, это какой-то попутчик, заблудившийся в здешней Небывалии.

Когда мужчина показался, Мэри застыла. Едва он приблизился, вся ее фигура как-то расфокусировалась, расплылась. Уже виденная ранее рябь прошла по ней. Когда от нее до странника оставалось десять – пятнадцать футов, искажение пропало, и вся она преобразилась. Она стала выше дюймов на шесть, ее волосы потемнели и завились, бледную кожу иссекли ужасные рваные раны. Огромные лоскутья кожи свисали теперь с ее рук, ребер, ног. Глубокие провалы зияли в спине, шею окольцевал безжалостный порез. Те места на ее теле, что пощадил неизвестный мясник, цвели воспалениями всех форм и размеров. Из ее изувеченной гортани вырвался крик – вопль ярости, агоническое завывание, – от одного звука которого мои колени предательски задрожали.

Выражение крайнего удивления расползлось по лицу странника. Он заикающимся голосом выдал несколько слов, из-за крика Мэри практически неразличимых. В ответ моя умершая жена зашипела на него на каком-то незнакомом языке, который и не требовалось мне знать – яд и без того наполнял каждое слово в его звучании. Что бы она ни сказала, мужчина вздрогнул, будто застигнутый резкой пощечиной. С каждым новым яростным выкриком Мэри отрывалась от земли – в самом прямом смысле. Поток невидимой силы возносил ее, вздымая даже волосы от ее плеч. Мужчина сорвал с головы шляпу и принялся мять в руках, слезы катились по его лицу. Он пытался ответить хоть чем-то, но на Мэри его слова не действовали – она осыпала его все новыми и новыми проклятиями, восклицательные знаки на концах которых едва ли не материализовывались в воздухе. Наконец, не в силах выдержать больше, мужчина помчался прочь – в том направлении, где, как сказала Мэри, был город-приморец. Звон кошелей и подсумков на подвесах сопровождал его бегство. Она бросила ему вслед россыпь угроз, а затем израненная женщина, в которую она обратилась, развернулась ко мне. Я застыл, испуганный и дрожащий, выставив перед собой руку с жалким ножиком, будто то был настоящий меч. Лицо Мэри было перекошено яростью, и на миг я даже смирился с мыслью о том, что направлена она вот-вот будет на меня… Но тут Мэри осела на землю, расслабившись, и снова стала самой собой.

– Мэри? – нерешительно окликнул я ее.

– Да, – произнесла она, рассматривая мой нож так, будто впервые его заметила.

– Что… кто это был?

– Призрак.

– Призрак кого?

– Человека, который был здесь давным-давно.

– Ты знаешь его?

– Да, – сказала она, – когда-нибудь я его узнаю.

– Не понимаю, о чем ты.