— Так что же тогда случилось? — немного помолчав, спросила мать. — Говорите же, мои принцы. Обембе Игве, Азикиве, gwa nu mu ife me lu nu, biko, мои мужчины! — взмолилась она, пытаясь растопить наши сердца ласковыми прозвищами, к каким прибегала в такие вот моменты, когда хотела выведать у нас что-нибудь. К Обембе она обращалась, словно к
Обембе уставился на меня, и сразу стало ясно: что бы он ни скрывал, сейчас — когда мать его молит — готов все выложить. Мать уже победила: стоило еще раз повторить ласковое обращение, и Обембе раскололся. Родители хорошо умели копаться в наших головах; знали, как вытянуть ответы из глубин наших душ, и порой казалось, что они наперед знают все, о чем спрашивают, просто ищут подтверждения.
— Мама, все началось в тот день, когда на берегу Оми-Алы мы встретили Абулу, — произнес Обембе.
— Что? Безумца Абулу? — вскричала мать, в ужасе вскакивая на ноги.
Обембе, видно, не ожидал такой реакции. Вероятно, он испугался, потому что, опустив глаза на голый матрас перед собой, молчал. Это же была тайна за семью печатями, раскрывать которую нам запретил Боджа — сразу после того, как Икенна провел между собой и нами границу: «Вы сами видели, как это повлияло на Икенну, — сказал тогда Боджа, — поэтому держите рот на замке». Мы обещали стереть тот случай из памяти, вырезать его из наших умов, как кусок мозга.
— Я задала вопрос, — сказала мать. — О каком Абулу речь? О безумце?
— Да, — шепотом подтвердил Обембе и быстро глянул на стену, разделявшую нас и старших братьев. Боялся, наверное, что те могли услышать, что он выдал наш секрет.
—
Обембе все еще медлил: ему было страшно приступать к рассказу, пусть он уже и сообщил самое главное. Однако было уже поздно: мать в нетерпении ждала дальнейших признаний. Взобравшись на холм, она внезапно увидела хищную птицу, что приближается к ее стаду. И, как сокольник, приготовилась к схватке. Сопротивляться ей, даже при всем желании, было бесполезно.
За неделю с небольшим до того, как соседка раскрыла нас, мы всей гурьбой возвращались с реки и на песчаной тропинке встретили Абулу. По пути мы обсуждали двух крупных тилапий, которых поймали; Икенна горячо утверждал, будто одна из них — симфизодон. Мы вышли на прогалину, где росло манговое дерево и располагалась Небесная церковь, и тут Кайоде воскликнул:
— Глядите, мертвец под деревом! Мертвец! Мертвец!
Мы все посмотрели в сторону мангового дерева: под ним, на подстилке из опавших листьев, головой на сломанной зеленой ветке, лежал человек. Кругом валялись плоды разных цветов — желтые, зеленые, красные — и размеров; какие-то начали портиться, какие-то уже гнили. Какие-то были раздавлены, а какие-то поклеваны птицами. Страшные стопы мужчины — а он лежал ногами в нашу сторону — поразил грибок. Болезнь прочертила на них глубокие линии, превратив в некое подобие запутанной карты, которая была разукрашена жухлыми листьями, застрявшими в бороздах.
— Это не покойник, — спокойно возразил Икенна. — Слышите, он мычит, мелодию напевает? Должно быть, сумасшедший. Ведь так ведут себя сумасшедшие.
Пока Икенна не сказал, я и не слышал никакой мелодии.
— Икенна прав, — согласился Соломон. — Это Абулу, безумный провидец. — Щелкнув пальцами, он добавил: — Мне противен этот человек.
Икенна ахнул:
— Так это он?
— Да, это Абулу, — подтвердил Соломон.
— Я его не узнал.
Я присмотрелся к человеку, о котором Икенне и Соломону, как оказалось, многое известно. Мне он прежде ни разу не попадался. По улицам Акуре бродило великое множество безумцев, изгоев и попрошаек, однако ни в одном из них не было ничего примечательного, и потому мне показалось странным, что этого не просто выделяют среди прочих, но еще и знают по имени. Внезапно безумец вскинул руки в странном и одновременно величественном жесте, вызвавшем у меня благоговейный страх.
— Посмотрите-ка на это! — воскликнул Боджа.
Абулу сел, неотрывно глядя куда-то вдаль.
— Оставим его и пойдем дальше, — сказал тогда Соломон. — Не надо с ним разговаривать. Давайте просто уйдем, оставим его…
— Нет-нет, надо его чуток встряхнуть, — предложил Боджа и направился к мужчине. — Зачем уходить, если можно повеселиться? Послушайте, давайте его напугаем и…
— Нет! — решительно возразил Соломон. — С ума сошел? Разве не знаешь, что это злой человек? Разве не слышал о нем?