я рисую картинки на белых листах. у меня есть карандаши и краски и тушь и ручка и все что нужно. иногда я не рисую ничего особенного просто любуюсь сочными красками на бумаге. а иногда рисую что-нибудь специально. часто кошек и цветы. эти картинки мне не хочется раскрашивать. отцу мои рисунки кажутся достойными внимания. он пристально рассматривает их и выспрашивает у меня что как и почему. еще ему хочется знать о чем я думала рисуя их. в большинстве случаев я не могу ответить. иногда я говорю ему что не знаю и он расспрашивает меня с еще большим усердием. чтобы успокоить его я обычно выдумываю какую-нибудь историю. тогда он остается доволен. отец расспрашивает также о моих родителях и родственниках но я не помню никого кроме моего мужа может быть у меня никогда никого и не было кроме мужа. я говорю об этом отцу но он только огорчается и я поспешно добавляю что это конечно же неверно. он часто расстраивается если я говорю ему все как есть. мне больно что он принимает все так близко к сердцу. я пытаюсь говорить ему то что он больше всего хочет слышать. он часто записывает наши разговоры на магнитофон. я стесняюсь магнитофона. он такой большой и на нем так много кнопок. я могу разговаривать с отцом но мне трудно говорить при магнитофоне. однажды они говорили со мной все вместе отец его приятель и доктор. тогда женщины сказали что у меня очень необычный случай. они часто говорят обо мне словно меня нет в комнате. это неприятно но так они говорят обо всех. странно быть необычным случаем. во мне появилось столько нового с тех пор как я оказалась здесь. раньше я была лишь самой собой. все это так странно.
большинство женщин одеты в белые халаты. они раздают таблетки. некоторые в голубых халатах. эти таблеток не раздают. они как-то называются эти женщины но я не помню как. я сейчас так мало помню. у женщин нет времени разговаривать. они все время спешат. для разговоров здесь специальные люди. как они называются я тоже не помню. я ни с кем не общаюсь. я все время чувствую себя такой усталой. когда я устаю мне не хочется разговаривать.
я тоскую по мужу. я больше не существую и только он может вернуть меня к действительности. где он?
сегодня меня навещали. сначала я обрадовалась так как подумала что наконец пришел мой муж но это был не он. это был какой-то другой мужчина в сером костюме. очень элегантный будто его только что отутюжили. у этого человека не было ни лица ни маски. его лицо было без всякого выражения. лица не было.
— откуда ты взяла наркотики?
— какие наркотики?
— тебе лучше знать.
— нет.
— голубушка не надо со мной хитрить. я уже тысячу раз все это слышал. где ты это достала?
— что?
— ЛСД.
— какое ЛСД?
— ты сама хорошо знаешь.
— нет.
— зачем упрямиться? он уже признался. нам нужно лишь подтверждение. где ты взяла это вещество?
— какое вещество?
пять часов прошло а я так и не знаю о чем он говорил. наконец появился врач. он был рассержен и сказал что мне нужно отдыхать. он прогнал прочь серый костюм. к моей постели подошла женщина и дала мне таблетку. я чувствовала себя очень усталой но сразу заснуть не могла. кто признался? в чем? он имел в виду моего мужа? почему он сам не пришел? где он? мне следовало бы спросить о нем. почему я этого не сделала? почему я такая нерешительная?
завтра меня выпустят отсюда. они сказали мне об этом сегодня.
Тяжелое и серое дождливое небо нависло над городом. Воздух набух от воды, и дышать трудно. Час пик, но в центре города мало народу. Никто не рискует выйти на улицу, разве что по крайней необходимости. Люди перебегают от дома к дому, от магазинов к учреждениям и торопятся поскорее закончить свои дела. Потом они садятся в автомобили и уезжают. Те, у кого нет автомобилей, совсем мокрые, околачиваются на остановках в ожидании автобуса. Все спешат укрыться от непогоды.
На Ручейной останавливается автобус, из него высыпают люди. Другие ждут, чтобы войти. В образовавшейся сутолоке мечется молодая девушка в синей куртке. Обеими руками она прижимает к груди пластиковый мешок. Кажется, это единственное, что у нее есть в этом мире. Никто не обращает на нее внимания. Ее швыряет взад-вперед в этой давке, как щепку в штормовом море. Наконец ей удается пробиться к скамейке и сесть. Она долго сидит и смотрит прямо перед собой. Смотрит на людей, на подъезжающие автобусы, на автомобили. Глаза ее видят все, но сама она этого не воспринимает.
Внезапно опять начинается дождь. С диким шумом обрушивается вниз и льет как из ведра, стекает с волос, с одежды, с автомобилей и крыш домов. Люди устремляются к первым попавшимся укрытиям. Теснятся в переполненных кафе, подъездах, магазинчиках и смотрят на дождь. Смотрят на воду, которая собирается в каждой впадине, струится по тротуарам, тяжелые волны несутся к стокам, подхватывая на пути клочки бумаги и прочий мусор. Наконец решетки с гулом всасывают все это в себя. В Рейкьявике всемирный потоп.
Девушка в синей куртке все еще сидит на скамейке. Она растворилась в дожде и сером дне. Стала дождем и больше не существует.