Читаем Рыбаки уходят в море… Исландская новелла полностью

Я стоял у ее парты и раздавал тетради. И вдруг до меня дошло, что там у нее под партой. Я сам не заметил, как перестал раздавать тетради, и очнулся, только когда они посыпались у меня из рук. Меня это не смутило — в глубине души я всегда спокоен, — я не пытался поднять их, просто смотрел на эту груду, словно не произошло ничего особенного. Я видел, что тетради перевернули чернильницу, и еще видел, что девчонка даже не шелохнулась: она с улыбкой приглаживала волосы, а чернила тем временем быстро заливали парту, тетради, капали ей на ноги. Я не сводил с нее глаз, мне в голову не приходило, что она так глупа, я надеялся, что она наконец вскочит, ведь чернила лились не только на тетради, но и на нее, я убеждал себя, что сейчас она что-то предпримет, не настолько же она безжизненна. Но девчонка продолжала как ни в чем не бывало приглаживать волосы, и мое удивление сменилось презрением, мне захотелось встряхнуть ее. Понимаешь? Захотелось стиснуть ей щеки и посмотреть, не прогонит ли это улыбку, но я превозмог себя, выждал, сосчитав до десяти, а когда понял, что сделал все возможное, схватил ее за волосы и приподнял, чуть-чуть, у меня и в мыслях не было причинять ей боль, я просто хотел оттащить ее, чтобы чернила больше не лились ей на юбку, но, увидев ее неподвижные глаза и раскрытый рот, встряхнул ее посильнее. Это ее не оживило, я ударил ее по щеке, совсем слабо, и толкнул обратно на стул в надежде, что теперь-то ее проймет. Несмотря на горькое разочарование, мне удалось овладеть собой, я просто смотрел на нее, ничего не предпринимая, а чернила впитывались в ее юбку, и по подбородку текла кровь. Я мог бы снова ударить ее, но ведь не ударил. Мог бы изувечить ее, стремясь пробудить в ней жизнь, но ведь не изувечил. Учти это. Не каждый на моем месте остановился бы после первого удара, многие продолжали бы избиение. Но я этого не сделал. Пожалуйста, учти это.

Вот и все, Оули Пье.

Подумай о Кларе. Ведь ты познакомился с ней раньше меня.

Как бы она не наделала глупостей, она человек слабый.


Я с достоинством покинул школу. Я ни о чем не просил, как ты понимаешь. Меня и сейчас все уважают — может быть, еще больше прежнего. Когда я последний раз спускался по лестнице, все глаза были устремлены на меня, со всех сторон слышался шепот: вот это человек, смотрите, как он идет, сколько в нем обаяния, лучшего учителя у нас никогда не будет!.. Я могу преподавать в любой школе, во мне действительно нуждаются, только… ты понимаешь, что я имею в виду, ведь ты знаешь меня лучше, чем все остальные.

Обещаю тебе впредь быть осторожнее, я буду высыпаться, отдыхать и больше никогда не загляну под парту.


Я очень трудолюбив, со мной легко работать, я не люблю сидеть без дела. Спроси кого хочешь, все в один голос скажут: если мы вправе давать тебе советы, Оулавюр Пьетурссон, поговори с инспектором народного образования, недаром ты работаешь в этом министерстве… Я прекрасно понимаю свое положение, мне известно, как обо мне отзываются; слишком уж большое значение придают россказням детей, которые раструбили повсюду об этой истории и превратили ее в скандал. Не верь им, Оули Пье, ведь ты знаешь меня, знаешь Клару, мы с тобой говорим на одном языке, ты… ты убегаешь… но без тебя у меня ничего не выйдет, хотя меня все еще уважают… я должен вернуться в школу, я не проживу без нее. И Клара тоже. Хорошо бы, ты достал мне место в Педагогическом училище, но на худой конец я пошел бы и в реальное. Я рожден учителем, и ты знаешь, что больше такого не повторится.


Подожди!


Куда ты все время бежишь? Все вы убегаете, как только я раскрываю рот.


У меня большие знакомства, я буду упрашивать всех и каждого, пока не покончу с этой историей. Буду говорить до тех пор, пока все не увидят, что я совсем не такой, как утверждают дети, совсем не такой.

Магнеа Й. Махтиасдоттир

Тени

Все время светит солнце. все время эта свежесть в воздухе прямо как будто каждый день — первый. по ночам когда мы спим боги моют мир и доводят его до такого блеска что он как зеркало отражает рассвет. порой они расстилают по земле покрывало. тогда солнце танцует на белых мохнатых валунах и играет с тысячами драгоценных камней. свет слепит и до слез режет глаза. порой мы надеемся достать драгоценные камни и сберечь их свет в ладонях но они убегают от нас. мы не в силах поймать сияние. порой земля покрывается белизной… это снег. когда идет первый снег мы выбегаем из дома и гоняемся за мягкими белыми хлопьями. и так же как драгоценные камни не можем поймать их но это все равно. мы смеемся и набираем полные пригоршни снега и смотрим как он тает в ладонях. снег это вода. если мы долго играем с ним то становимся мокрыми и холодными. и тогда возвращаемся обратно в дом.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Мой генерал
Мой генерал

Молодая московская профессорша Марина приезжает на отдых в санаторий на Волге. Она мечтает о приключении, может, детективном, на худой конец, романтическом. И получает все в первый же лень в одном флаконе. Ветер унес ее шляпу на пруд, и, вытаскивая ее, Марина увидела в воде утопленника. Милиция сочла это несчастным случаем. Но Марина уверена – это убийство. Она заметила одну странную деталь… Но вот с кем поделиться? Она рассказывает свою тайну Федору Тучкову, которого поначалу сочла кретином, а уже на следующий день он стал ее напарником. Назревает курортный роман, чему она изо всех профессорских сил сопротивляется. Но тут гибнет еще один отдыхающий, который что-то знал об утопленнике. Марине ничего не остается, как опять довериться Тучкову, тем более что выяснилось: он – профессионал…

Альберт Анатольевич Лиханов , Григорий Яковлевич Бакланов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Детская литература / Проза для детей / Остросюжетные любовные романы / Современная русская и зарубежная проза / Детективы
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее