Рыбалка в Пронькино (СИ)

Тем временем на дальней окраине Пронькина, где улица Щорса, сохранившая слабые следы асфальта, переходила в грунтовую дорогу, ведущую в Ухмылинский лес, показалась необычная фигура. Фигура довольно быстро приближалась. По виду она напоминала черепаху величиной с двухэтажный дом, на толстых напоминающих колонны ногах и с плоской крышей. У черепахи была длинная змеиная шея оканчивавшаяся громадной головой с мощным клювом, побольше чем крюк строительного крана, и с ярко-жёлтыми горящими блюдцами глаз. Ещё одно озёрное изобретение... почище каколина будет! Да, весёленькое нам предстоит воскрешение во плоти... - вяло размышлял про себя Толян, малость притомившийся от Веркиных утех.

- Здорово, мужики. Трактор вызывали? - пророкотало чудовище.

- Женька прислал? - поинтересовался Толян.

- Озеро прислало. У них там по отдельности никто ничего не решает.

- А позвольте поинтересоваться, какой модели трактор? - невинно спросил Лёха.

- Беларусь, блядь! - ответил монстр и слегка притопнул передней лапой. Земля под ногами ощутимо вздрогнула.

- Беларусь, говоришь? А ковш твой где? - не унимался Лёха.

- А вот он! - шея чудовища стремительно удлиннилась, и громадная башка с широко разинутой пастью неожиданно оказалась рядом с Лёхиной головой. Гигантский клюв оглушительно лязгнул в паре сантиметров от Лёхиного носа. - Ещё вопросы будут?

- Погонять-то тебя как? - спросил Толян.

- Петровичем зови. - хмуро ответило чудовище. - Ну ладно, показывайте где ваши контейнеры. Будем грузить. Хотя, погодите чуток. Покурить бы, мужики, а! Я у вас махрой не разживусь?

- Да запросто! У меня её дома навалом. Сто лет уже лежит и не расходуется. Никто ж теперь не курит, здоровья нет! - Толян зашёл в дом и вынес огромную пачку с какой-то залежалой травой, по виду вроде бы махоркой, и пожелтевшую от древности газетину. - На вот! Хоть всю скури за раз.

- Ну что, Петрович, козью ножку тебе скрутить? - Лёха ловко замастырил из газеты аккуратный кулёк, перегнул его и щедро засыпал туда весь пакаван.

Трактор Петрович нагнул голову пониже и слегка приоткрыл клюв. Лёха сунул ему туда гигантскую самокрутку и завозился с огнивом, подпаливая пучок сухой травы. Наконец трава загорелась, и Лёха поджёг самокрутку. Газетка вспыхнула бледным пламенем, но тут Петрович осторожно потянул воздух, и пламя погасло, сменившись глубоким рубиновым огнём. Самокрутка слегка потрескивала. Через минуту из ноздрей чудовища вывалился огромный безобразный клуб сладковатого дыма.

- Мужики, я вас просил дать мне курнуть. А вы мне дали пыхнуть... - ворчливо сказал трактор Петрович.

- Чего-чего? - не врубился Лёха.

- Чего вы мне дали-то? Я ж махру просил!

- А это что?

- Конопля, ёпт! - прогрохотало чудовище. - Щас, блять, сюда вся деревня сбежится!

- Прости, Петрович, недосмотрел. - извинился Толян. - Было дело, по щеглянке баловался до армии, а после армии ни-ни. Вот и позабыл где что лежит...

- Да ладно, Толян, так тоже ничего. Конопля - дело известное. У нас её цыгане в папиросы набивали и посылали своих цыганят продавать на улицы. Как смотришь, стоит цыганёнок с карманами оттопыренными, значит там у него или папиросы с коноплей или карты с голыми бабами. Они тоже у них хорошо уходили.

Соседи-доходяги на Толянином дворе, почуяв запах горящей конопли, позабыли жрать рыбу, не сговариваясь, высыпали со двора на улицу и со всех сторон окружили источник дыма. Разгуливающий по улице кругалями шалавистый ветер быстро разнёс сладковатый запах по деревне, и из близлежащих, а затем и из дальних домов начали подтягиваться мужики и бабы. Не успел Петрович пыхнуть ещё пару раз как небольшая группа сельчан, набранная Лёхой и Васькой для помощи в погрузке, разрослась в стихийно возникший сельский сход.

Стоявший ближе всех к Петровичу и соответственно хапнувший больше всех конопли Лёха вразвалку подошёл вплотную к чудовищу, обнял, широко расставив руки, его необъятную башку и начал ему что-то горячо шептать в заковыристую ушную дырку позади горящего оранжевым огнём глаза с чайное блюдце величиной. В результате переговоров Петрович осторожно уложил свою квадратную костистую голову на землю, и Лёха мигом взлетел по громадной шее на панцырь чудовища, успевая делать на ходу сальто и фляки. Там наверху, на панцырной спине располагалась ровная грузовая площадка. Пройдясь вдоль неё вприсядь как по сцене дома культуры, ухая и вытанцовывая замысловатые па, Лёха закрутил в конце двойное сальто назад, безупречно приземлился на ноги и мастерски выбил лихую чечётку. Затем он набрал побольше воздуха и дико заорал, прикрывая шерстистое ухо ладонью, чтобы самому не оглохнуть:

- А мы ня сеем и ня пашем, мы валяем дурака! С колокольни хуем машем, разгоняем облака!

Васька белкой взлетел Петровичу на спину и тоже прошёлся вприсядку, громко щёлкая клешнёй как кастаньетами и выводя пронзительным тенорком:

- По деревне мы пройдём, поахаем, поохаем...

- Если девок не найдём, старуху отмудохаем! - дружно поддержали снизу односельчане.

Верка, неожиданно подскочив, тоже с переплясом забралась наверх и завопила на всю деревню: