Голова кругом. Эта миссия в тысячу раз сложнее первой. Сердце бьется неровно, скачками, дыхание отрывистое, громкое, я напугана, словно за мной кто-то гонится. Невольно ставлю себя на место человека, который все потерял, которому, возможно, незачем больше жить, и вдруг – подходит на улице человек и просит вывернуться наизнанку. Что бы я сделала этому человеку? Сдала в полицию? Ударила? Убила? Мне не по себе, мне настолько не по себе, что не узнаю своего отражения в витрине, принимаю его за постороннего, за сбежавшего из психбольницы, и отшатываюсь. Значит, со стороны я выгляжу как больная, и, кажется, еще пара дней в таком накрученном состоянии – и я и в самом деле ею стану. Готова биться об заклад, мой череп взорвется от мыслей: либо поступиться принципами и стать аморальным типом, либо отступиться, проиграть и отказаться от “Золотой Рыбки”. Смехотворный, если подумать, выбор. Но еще страшнее то, что выбрать не могу.
У меня мелькает безумная идея сдаться. Как бы я ни хотела достичь внутреннего баланса и гармонии, я не могу сделать это за счет другого. Ведь если только представить: я обычный человек, у меня есть все, что нужно для того, чтобы быть счастливым. И вдруг в одночасье все это исчезает, словно металлические часы в ловких руках иллюзиониста. Эта потеря выбивает меня из колеи, может, даже подталкивает к миссии о самоубийстве. И вот тогда, когда я уже почти смирился, когда боль уже не острая, а просто постоянная и тупая, появляется некто, и словно ножом режет вопросами по темно-красным резцам.
Нет, я не способна на такое.
И когда я произношу последнюю фразу сначала мысленно, а затем и вслух, на меня снисходит спокойствие. Сон мой мирен и крепок.
Утром мне требуется несколько долгих минут для того, чтобы понять, отчего все мое существо не стремится вскочить и куда-то бросаться. Воспоминание приходит как вспышка. Пару мгновений я лежу потрясенная своей решимостью, потом расслабляюсь – да, я все сделала правильно.
Странное это ощущение – когда не нужно никуда бежать, что-то лихорадочно соображать и высчитывать, когда в твоем распоряжении долгий безмятежный день со своими неменяющимися хлопотами и заботами. Долгий. Долгий. Дол. Гий. Секундная стрелка как приклеенная, из-за нее замирают минутная и часовая. Втроем они объявляют бойкот законам времени, и мир застывает. Все вокруг словно поймано в глазок объектива, и в этом неподвижном кадре, где не вздрогнет даже воздух, я одна разрываю материю пространства. Время можно потрогать, оно как цепочка ДНК, все тянется, и тянется, и тянется, и я вижу, как оно извивается вокруг меня, такое осязаемое, чуть прохладное и упругое. Таким же ощутимым и осязаемым становится само пространство. Я играюсь с ними, или это они играются со мной. Я прохожу сквозь них – или это они проходят сквозь меня. Я смешиваю два измерения воедино – или это они смешивают меня. Я кутаюсь в их оболочку – или это они обнимают меня. Мы балуемся как три ребенка, не в силах определить, кто мама, кто папа, и кто сын, и потому примериваем на себя эти роли поочередно: то я замедляю ход времени, то время расширяет пространство, то пространство стискивает меня. Втроем мы движемся в одном направлении, но движемся так медленно, что я начинаю подозревать время в жульничестве. Я жду, когда все вернется в норму, когда исчезнет возмущение, когда время ускорится, но теперь его ток даже медленней, чем раньше.
Меня охватывает истома. Не та приятная истома, от которой блаженно вздыхают героини любовных романов, а томление, которое возникает от бездействия организма. Тело растекается как масло рядом с печью, становится чужим, непокладистым, неуклюжим. Голова пуста. Еще вчера она была готова взорваться от изобилия мыслей, несортированных, бессвязных, нестандартных, а сейчас в ней пусто, слышно только, как посапывает рассудок. Чтобы забить ее хоть чем-то, я тянусь к компьютеру и погружаюсь в мир вымышленных историй. Экранные герои страдают, любят, ненавидят, торжествуют и грустят. Когда заканчивается чья-то одна история, сопряженная со слабо выраженной моралью, а то и вовсе без нее, я перехожу к другой. Новые герои вновь страдают, любят, ненавидят, торжествуют и грустят. Затем заканчивается и эта история, но начинается третья, затем четвертая. Они отличаются друг от друга только именами персонажей, потому, когда я, наконец, откладываю компьютер, все нити из историй в моей голове сплетаются воедино. Мне кажется, что это один огромный фильм, в котором актеров изрядно потрепало и помяло. Теперь вместо пустоты сумятица, и я уже не могу сказать, что лучше: когда в черепе вакуум, или когда в нем хаос. Тело онемело, воздух вокруг меня несвеж и сперт; я подхожу к окну, чтобы распахнуть его, и вдруг замечаю – меня обманули. Время, топчущееся на месте, свершило огромный прыжок. За окном – темнота.