На снимке, заключенном в янтарную мозаичную рамку, была очень счастливая семья. Казалось, люди наслаждаются великолепной природой и хорошей погодой.
Но это было давно.
Прекрасная сказка из другого мира. Рожденные воображением картины, навеки заключенные в рамку, как бы подтверждающие, что когда-то мы были счастливы.
– А может, дело в этом? – негромко говорю я.
– В чем? – спрашивает она.
– На фото все улыбаются. Возьми школьные или групповые на работе – везде люди норовят изобразить улыбку. Делают это автоматически, смотря в камеру. Все альбомы заполнены улыбающимся народом. Но если смотреть только на эти фото, постепенно начинаешь переделывать свою память. Возникает иллюзия, что в запечатленной на снимке группе всегда царили мир и дружба, в общем, гармония. А на деле все не так. Были там и травля, и любовь, и ненависть. Да все что угодно.
Мы улыбаемся, глядя в камеру.
Смотрим на самих себя, на эту фотографию в будущем. Улыбаемся, чтобы внушить себе, что наше прошлое вовсе не было плохим. Улыбаясь на камеру, мы всегда выступаем сопричастниками себя будущих.
За улыбками мы прячем те чувства, которые испытываем: отчаяние, злость, страх, вынужденное примирение с судьбой. И забываем о них.
Через камеру улыбаемся себе, улыбаемся в будущее.
Чтобы потом, глядя через временной фильтр, все, что было в прошлом, представлялось нам приятным. Трансформировалось в воспоминания о минувших счастливых днях.
Она сладко зевает.
Как невинный ребенок.
– Я прилягу. Не возражаешь? – спрашивает она, опускаясь на татами.
– Нет, конечно. Три часа можно подремать.
– А ты?
Она протирает глаза.
Я киваю в ответ:
– Тоже, пожалуй. Вряд ли высижу, пока народ не придет. Засну или нет, не знаю, но хоть полежу.
– Что с ней будем делать? С фотографией совсем по-другому смотрится, – говорит она, бросая взгляд на рамку.
– Давай подумаем, когда проснемся.
– Хорошая идея.
Вслед за ней я вытягиваюсь на татами.
Тело слегка липнет к соломенному мату. Больше мне на нем не лежать.
Через окно я вижу, как утро набирает силу.
Ночи не устоять. Птичьи голоса словно возвещают о прибытии подкреплений для наступающего дня.
Закрываю глаза, но сон не идет. Уже слишком светло, и стрелки часов не повернуть к ночи.
Утро – нет, солнце – обладает великой и безжалостной силой. Его ошеломляющая яркость покрывает все другими красками.
Все вокруг. Это схоже с воздействием наших улыбающихся лиц, уставившихся в объектив фотоаппарата.
Они наделяют воспоминания яркостью и весь мир светом.
Эти мысли повергают в отчаяние. Но я знаю, что это чувство покинет меня, как только наступит утро.
Уже скоро. Уже совсем скоро.
Я тихо лежу на татами в ожидании утра, испытывая одновременно глубокое отчаяние и глубокое облегчение.
Глава 26
Что ни говори, но вся эта история крутилась вокруг фотографии.
Распростершись на полу, я рассеянно гляжу на снимок в самой середине рамки.
Раньше мы смотрели на нее каждый день, потому что в ней отражалось время, которое мы проживали вместе.
Я и Хиро. И его отец.
Фальшивые улыбки, мнимые кровные узы.
Был вечер, когда все втроем мы разыгрывали комедию. Одного из нас больше нет на этом свете, но именно тот человек играл в тот вечер главную роль. Его тень долго стояла между мной и Хиро, но с наступлением утра она наконец нас покинет. Я это чувствую.
Да, это была комедия.
То, что для одного является трагедией, в глазах постороннего человека может выглядеть комедией, но для действующих лиц именно этого действа оно было фарсом от начала до конца во всех отношениях.
Разочаровывающим, нелепым и все еще очень тяжелым… и таким драгоценным.
Наступает утро.
Даже с закрытыми глазами я могу сказать, что оно уже на подходе.
Утро всегда приносит освобождение от чего-то. Оно положит конец нашим колебаниям, подведет черту под тем, что кажется неразрешимым.
Появление солнца дает сигнал, что время на исходе.
Я чувствую тупую боль в глазах.
Время кончается. Последние наши моменты истекли.
Я вижу мерцающее свечение.
Лампочка? Луч утреннего солнца?
Наконец свечение превращается в пятна света, проникающего сквозь листву.
Я вижу трех человек в густо поросших лесом горах. Псевдосемья, шагающая по горной тропинке и купающаяся в пятнах пробивающегося через кроны деревьев солнечного света, – это мы.
Идем и весело переговариваемся о чем-то.
Сон это или фантазия, не могу сказать, но это была семья. Пройдя сквозь годы пустоты, ее члены наконец объединились и, улыбаясь, болтали, чтобы заполнить эту лакуну.