Рыбки в пятнах света

Конечно! Вероятно, я подыгрывала ему все это время, сама того не осознавая.

Я сделала вид, что рассердилась, чтобы скрыть чувство вины, стыда и смущение, которые овладели мной тогда. Так я пыталась спастись от позора лицемерия, заносчивости и жестокости, которые сама же и посеяла.

И я поняла: сейчас я делаю то же самое, что тогда.

Хиро мне не нравится, но, несмотря на это, я практически по инерции стараюсь купить его расположение пустыми словами и заверениями.

«Давай уйдем вместе».

Произнося эти слова, я заметила блеснувшую в его глазах радость, и меня снова охватывает чувство сильной вины: он думает, что я его простила.

Не простила. Мне просто стало все равно.

Но при этом я продолжаю с ним любезничать. С человеком, которого я больше не люблю и который завтра – нет, уже сегодня – собирается уйти к другой женщине.

Зачем я это делаю? Зачем обхаживаю его, хотя мне самой это противно?

Боюсь стать никому не нужной?

И тут он заявляет:

– Хорошо. Давай вместе.

Ага! Он делает то же, что и я! Пустословит, пытается подольститься.

Раз так, мне не в чем больше себя винить.

Кто может утверждать, что радость, мелькнувшая в его глазах, была искренней?

Ведь я же, даже будучи девчонкой, могла делать сияющее лицо, когда думала, что люблю того парня. Могла смотреть на него нежно, с любовью.

А мы с Хиро взрослые. Умение ломать комедию у нас лучше, чем у подростков, и неудивительно, что, коли уж мы видимся в последний раз, каждый из нас хочет уйти так, чтобы оставить о себе добрую память.

Видимо, я все-таки повзрослела, если начала понимать такие вещи, думаю я, усмехаясь в душе.

А будь моложе, вполне могла бы под влиянием эмоций бросить все к чертовой матери и уйти, порвав все связи и отношения.

Однако с возрастом становится все труднее делать резкие шаги. Возникают компромиссы, расчеты, которые надо принимать во внимание, и главное – появляется страх остаться в одиночестве. Чем мучиться от тоски и плохих мыслей, лучше, наверное, закрыть глаза на то, что не нравится в человеке, свернуться клубочком и отступить.

Мудрость приходит с возрастом, чтобы защитить душу.

И теперь мы смотрим друг на друга, почти как прежде, когда мы долго были сообщниками и делали вид, что не замечаем, что творится в душе у другого.

И вдруг вопрос, который я поставила перед ним, встает передо мной.

А ты кого-нибудь любила?

Как у меня-то обстояло с этим делом? Любила ли я Юдзи? Любила ли я того, кто сейчас передо мной? Любила по-настоящему? А может, я всего лишь повторяю сейчас свои ошибки? Не делаю ли я того же, в чем в тот давно прошедший день заставлял меня сознаться парень с шарфом на шее?

Он вдруг отводит взгляд и опрокидывается на татами.

– Знаешь, смерть – хитроумная штука, – неожиданно бормочет он себе под нос.

– Кто бы сомневался, – киваю я головой в знак согласия. – А вечно жить – не очень-то интересно.

Мы с ним вроде как компаньоны, так что нам легко говорить о подобных вещах.

Он продолжает смотреть в потолок.

– Вот что интересно: человек сам может решать, умирать ему или нет. Может выбирать между жизнью и смертью. В этом же какой-то глубокий смысл заложен.

– А правду говорят, что массовые самоубийства леммингов – это выдумка?

– Ага. Вроде последние исследования показали.

– Тогда что это? Они стадами прыгают со скал в море. Развлечение вроде банджи-джампинга?[14]

– Может, и так… – особо не раздумывая, отвечаю я и наталкиваюсь на его серьезный взгляд. – Тарзанки? – повторяю я за ним.

Он кивает и говорит дальше:

– А насекомые, летящие летом на огонь? Они летят сами, их привлекает свет, но это же нельзя назвать самоубийством, как думаешь?

– Нет, конечно. Однако они летят и летят. Почему, интересно?

Я автоматически перевожу взгляд на фонарь в парке.

– Не знаю, в чем причина, но в тот момент они, мне кажется, переживают экстаз, – говорит он.

– То есть?

– Смерть – один из множества выборов, которые ставит перед человеком жизнь. Жизнь и смерть неразделимы, и смерть, похоже, просто часть жизни.

– Окей. Это как-то утешает. Но не придает ли это самоубийству положительный смысл?

– Нет в нем ни положительного, ни отрицательного. Я же говорю: это один из вариантов выбора. Нелогичных и бессмысленных смертей и без самоубийств хватает.

– Да, ты прав.

Ребенок, упавший на стройплощадке в колодец. Меня сюда привела та самая маленькая девочка.

Тот человек, упавший со скалы. Ведь он привел Хиро в этот мир.

Он и еще женщина в больнице, покидающая этот мир.

Мы с Хиро оказались здесь в этот момент вследствие бесчисленного количества случайных решений, принятых без нашего участия.

Если все в нашей жизни определяется выбором, то что значит – полюбить человека?

Если любовь – только средство, позволяющее генам удовлетворять эгоистическое стремление оставить потомство, то для достижения этой цели достаточно одного физического влечения.