Не успел он привести себя в порядок, как дверь в его комнату широко распахнулась, и в комнату ввалились незваные гости. Некоторые из них тут же заиграли на музыкальных инструментах:
– Пам-пам. Пам-пам! – низко гремела труба.
– Тынц-тынц, тырынтыц! – лупили тарелки.
К мальчику бросились несколько незнакомцев, подняли над землёй и принялись переодевать в парадную одежду, которую принесли с собой. Мягкие тапочки Клоса полетели на пол – на его ноги натянули тесные колготки, сверху которых нацепили яркие алые сапоги.
Кто-то уже окунал голову Клоса в таз с горячей водой, докрасна натирая щёки и щедро поливая волосы шампунем. От пены щипало глаза, но мальчику всё-таки удалось разглядеть банного домовёнка с большой щёткой в руках.
Тело будто за считаные секунды растащили на кусочки, и каждый кусочек теперь мыли, одевали, гладили и причёсывали. Попытки вырваться ни к чему не привели, мальчик покорно ждал, когда вся процедура закончится. Музыка ревела со всех сторон, заглушая все остальные звуки в комнате.
Краем глаза он заметил, что протестующих Лаки и Барона тоже полоскали в маленьких тазиках и растирали вафельными полотенцами. Коты даже не успевали протестовать – так быстро и слаженно шла вся работа.
Опомнился Клос, только когда его швырнули в шикарное мягкое кресло, позади и спереди которого стояли по два носильщика – крепкие и не слишком высокие. Справа и слева от него на красных подушках с золотыми кисточками усадили Лаки и Барона.
Неожиданно музыка стихла, и расступающаяся толпа пропустила к мальчику мсье Ле-Гранта: он хлопал в ладоши, улыбался и одобрительно кивал, отчего нарядный пушистый помпончик на его новой шапочке скакал туда-сюда. Под мышкой он держал свою любимую глянцевую тросточку, которая теперь, после слов Бастьена, казалась Клосу удивительно привлекательной.
Подойдя к мальчику, он продолжительно и почтительно преклонился, потом окинул взглядом толпу и провозгласил:
– Мсье Клос! Нижайше позвольте пригласить вас, – он широким жестом обвёл мальчика сверху донизу, – а также вас и, конечно же, вас… – на этот раз он обращался к Лаки и Барону, те только важно хмурились в ответ. – …Пригласить на первое за тысячи лет событие, пиршество, если угодно, в честь Свободного Человека, который покинет нас сегодня навсегда!
Он застыл в позе с раскинутыми вверх руками. Возникла неловкая пауза. Человечек покосился на толпу позади себя и злобно прошипел:
– Чего вы ждёте, разгильдяи? Репетировали же…!
Толпа взорвалась аплодисментами, вновь заревела музыка. Деревянные носилки взмыли в воздух, и парад начал своё шествие по всем этажам гостиницы, с самого верха до самого низа.
Впереди, задавая такт тростью, вышагивал мсье Ле-Грант. Когда он уставал высоко задирать ноги и размахивать тростью, к нему подбегали помощники: они отирали ему пот со лба, поднимали под мышки в воздух и несли его. Ещё несколько постояльцев передвигали ему в воздухе руки и ноги, отчего казалось, что он большая цветастая марионетка, в своей нелепой шапочке и ярком зелёном камзоле.
За Ле-Грантом нестройной толпой двигались музыканты: они неистово колотили в барабаны, дули в трубы, докрасна раздувая щёки, и обрывали струны на гитарах, гуслях и других струнных инструментах, названий которых Клос не знал. Музыка получалась громкой, слегка нестройной, но мелодичной и заводной. Мальчик даже начал пританцовывать, сидя в своём огромном кресле, которое несли следом за музыкантами.
За Клосом шествовали все прочие постояльцы, нарядно одетые в меру своей фантазии и, разумеется, кошелька. Все двери гостиницы были сегодня открыты. Гости стояли возле своих номеров, размахивали платками, руками и просто хлопали в ладоши. Некоторые швыряли перед процессией разноцветные конфетти и яркие тканевые полоски. Когда толпа проходила мимо, они присоединялись к самому концу процессии и шли следом, увлекая за собой всё новых и новых участников. Вся эта разношёрстная цветастая делегация в конце концов слилась в единый поток и затянула хором:
– Ну, как вам? – радостно улыбаясь и важно помахивая проплывающим мимо лицам, спросил Клос.
– Не понимаю, что происходит, – озираясь вокруг и иногда вздрагивая от громких звуков, промурлыкал Лаки, – чему они радуются?
– Может, не понимают, что сами-то останутся здесь? – вторил Барон.