Рыбный промысел в Древней Руси

Внимание исследователей не раз привлекала Уставная грамота митрополита Киприана владимирскому Царевоконстантиновскому монастырю (1391 г.)[485]. В этом документе дан перечень феодальных повинностей, которые сироты – монастырские крестьяне – должны были нести в пользу игумена и братии. Многие из них непосредственно касаются рыболовства. Прежде всего крестьяне были обязаны: «ез бити и вешней и зимней, сады (садки? – А. К.) оплетать, на невод ходити, пруды прудить, …истоки… забиваты». Кроме того, им полагалось изо льна игумена прясть сежи и дели неводные наряжать. Все эти повинности – отработочные. Иными словами, зависимые крестьяне постоянно привлекались к непосредственному участию в монастырских ловлях («ходити на невод»), оборудовали ловища соответствующими сооружениями («ез бити зимней и вешней», «пруды прудить», «истоки забивать»), а также снабжали монастырь рыболовными орудиями («сежами» и «делями»). Таким образом, основную массу рыбы Царевоконстантиновский монастырь в конце XVI в. получал со своих собственных промыслов, где использовался труд зависимых крестьян. Можно лишь предположить, что какая-то часть рыбы попадала к игумену в качестве обязательного приношения к праздникам: «А на велик день и на Петров день приходят к игумену, что у кого в руках».

Думается, очерченный круг крестьянских повинностей, повинностей трудом во владельческом промысловом хозяйстве, был характерным для XIV – начала XV в.

Но есть в нашем распоряжении и другие факты, свидетельствующие о наличии издольного оброка. Большой интерес представляет берестяная грамота № 99 (XIV в.)[486]: «Паапоклоно о… рика к Онцифору. Прикажзиваеши про риби, а мни смедри не платя без руоба. А ни посла еси цоловека да грамотоу. А сто оу тебе недоборе стари, пришли зеребе». Л. В. Черепнин истолковывает содержание письма как ответ некоего управляющего черносошными рыболовными угодьями на требование посадника Онцифора собрать со смердов государственный рыбный оброк[487]. Более вероятным, на наш взгляд, являлось совместное (по жребьям) владение смердами и Онцифором какими-то рыболовными угодьями. В Новгородских писцовых книгах нетрудно найти множество сходных случаев. «А в озере Вельевском им (4 боярщинам. – А. К.) четь, а с тое четверти дают им рыболови с невода пятую рыбу»[488]. Так и Онцифор приобрел права (возможно, перекупил или докупил) на часть (жребьи) рыболовных угодий. Ловившие там рыбу крестьяне должны были теперь делиться с ним уловом. Однако они отказываются это делать без грамоты, подтверждающей новый раздел (розруб) угодий (повинностей. – А. К.), а также платить старые недоборы, пока посадник не пришлет свои «жребьи», т. е. письменное свидетельство о принадлежавших ему долях.

Еще более яркое представление об оброчной (издольной) системе рыбного оброка дает грамота № 169 (XIV в.)[489], сохранившаяся полностью: «Василеве, Софонтеева. Онтане. послале. Овдокиму. два. клеща. да. щука. с Василевы. рыбы. клеща. послале. клеще Стопане. цетворты». А. В. Арциховский переводит ее так: «Во двор Василия Софонтеева. Антон послал Евдокиму двое клещей. Да щука из Васильевой Рыбы послал клещи. Степан послал четвертые клещи». Л. В. Черепнин понимает текст иначе, полагая, что неизвестный автор письма сообщает Василию Софонтееву о посылке Евдокиму Антоном двух клещей и щуки; из деревни Васильевой – рыбы и клещей, и от Степана – клещей[490].

По-видимому, слово «клещи», в котором вышеназванные исследователи видели железный инструмент или хомутные, деревянные клещи, ввело их в заблуждение. Если же читать его как хорошо всем знакомое «лещи» (рыбы), смысл грамоты прояснится. Наше определение спорного слова подкрепляется данными лингвистики (сравни польское Kleczcz – лещ, русское – Клещино (лещевое) озеро и другие названия)[491]. Некоторые затруднения вызывает теперь лишь начало грамоты. Но если следовать в толковании этого места как «(слова) Василия Софонтеева», за В. И. Борковским, то и они отпадут[492].

В новом переводе грамота выглядит так: «(слова) Василия Софонтеева (из Офонтеева? – А. К.) Антон послал Евдокиму двух лещей и щуку. Из Васильевой рыбы послал леща. Четвертый лещ от Степана». Перед нами короткая записка, фиксирующая раздел пойманной рыбы между ловцами и феодалом-вотчинником.

Василий, Антон и Степан – крестьяне-рыбаки, обязанные частью улова (пятой, десятой рыбой?) делиться с владельцем (совладельцем) угодий. Причитающийся Евдокиму рыбный оброк доставил к нему в городскую усадьбу Василий. С его слов один из приказчиков (почему о рыбе Василия и сказано в третьем лице), ведавший хозяйством феодала, составил грамоту, оформившую документально даже столь незначительные (пять рыб!) расчеты.

Таким образом, берестяное письмо № 169 из Новгорода не только является одним из самых ранних примеров существования издольного оброка в рыболовстве, но и подтверждает наличие повозной повинности, согласно которой крестьяне сами должны были везти натуральные продукты (в том числе и рыбу) из своего хозяйства вотчинникам.