Рыбы

Сама не знаю, откуда я это взяла. В молодости мне и впрямь приходилось смотреть, как мастурбирует мой бойфренд. Но не этот же придурок. Думаю, я просто рассчитывала заставить его кончить и убраться оттуда, не прикоснувшись к этому жуткому розовому члену и непарным коричневым яйцам.

Адам лег на спину и взялся за дело. Я подбадривала его: «Да, малыш, да, вот так». Что бы такое придумать, чтобы с наименьшими потерями выбраться из ситуации, в которую сама же и влезла? Строго говоря, мне и придумывать что-то было необязательно – достаточно просто уйти. Он смотрел на меня, а я изо всех сил хотела, чтобы он поскорее кончил. Перед самым финишем он спросил, смогу ли я облизать. Я ответила, что нет, потому что тогда я не все увижу.

Когда он отстрелялся, я сказала, что это было потрясно, но мне надо домой – покормить Доминика и дать ему лекарство. Адам сказал, что хотел бы сделать что-то для меня, что так нельзя и я тоже должна получить свое. Я успокоила его – мол, все получилось замечательно, а большего мне и не надо.

На улице я наконец-то вздохнула свободно и ощутила, как ни странно, легкость и даже восторг. Радовало не только то, что мне удалось сбежать от Адама, но и то, что кто-то хотел меня и добивался, – кое-что новенькое после того, как я всю зиму гонялась за Джейми. Уже через три квартала меня догнало его сообщение:

ты чудо хотел бы повторить

Я не ответила, но даже взвизгнула от удовольствия. Теперь Адам мог больше и не быть реальным Адамом. Он снова стал фантазией, и они вместе, он и фантазия, лежали у меня в кармане. Конечно, сам опыт принес разочарование, но, по крайней мере, это разочарование отличалось от того, к которому я привыкла за годы с Джейми. Когда мы были вместе и секс получался совсем вялый, меня накрывали апатия и тоска, даже дышать становилось трудно. То же я ощутила в машине, перед тем как мы расстались. И это все? Когда Джейми кончал, я сразу отправлялась в туалет. Отчасти это объяснялось желанием избежать инфекции мочевых путей, но в первую очередь не хотела, чтобы он видел, как я хмурюсь. Когда же он находил меня сидящей на унитазе с печальным лицом, я объясняла, что секс наводит меня на серьезные мысли. На самом же деле я чувствовала только отчаяние: вот так вот будет всегда, вечно и бесконечно.

Но Адам хотел меня, и были другие, которые тоже хотели меня, и, может быть, их даже было много, пусть и не все читали Буковски.

Я представила букет членов, штабель брюшных мышц, похожих на колоду карт, нарисованных на небе. Голод во мне открылся вдруг бездонной бездной. И мне стало немного страшно.

14

В тот вечер меня снова занесло на камни, и когда подплыл Тео, я сидела и бросала в воду ракушки. Его плечи в лунном свете казались совсем белыми. Вообще-то я надеялась застать его там, и он, увидев меня, вроде бы тоже обрадовался.

– Вернулась.

– Ну да.

– Привет.

– И тебе тоже. Не замерзаешь?

– Нет, привык.

– Сумасшедший. У меня к тебе вопрос. Буковски любишь? – спросила я.

– Кого?

– Чарльза Буковски. Он поэт.

– Не знаю такого. А что?

– Ничего. Это неважно.

– Нет, скажи, почему спросила. Тебе он нравится?

– Совершенно точно нет. Но у меня было свидание с одним человеком, большим его любителем.

– Свидание? И как прошло? – спросил Тео.

Я так и не поняла, действительно ли ему интересно или он просто старается быть вежливым.

– Отвратительно.

– Ну, наверно, так тоже случается.

И вдруг… Даже не знаю, как сказать. Я почувствовала что-то. Мне захотелось рассказать о моем свидании, увидеть его реакцию. Вот только я не хотела, чтобы он подумал, будто я жалуюсь или у меня в жизни что-то не складывается. Я не хотела выглядеть бедной и несчастной, я хотела быть молодой, веселой, жизнелюбивой.

– Все в порядке. На горизонте вроде бы еще одно свидание вырисовывается. Парень – дизайнер. Может, с ним сладится.

Что я такое несу?

– А, – протянул Тео.

Уж не опечалился ли? Лицо у него было такое серьезное, что я не могла понять.

– А ты как? Подружка есть?

– Нет. Сейчас никого.

– Бойфренд?

– Нет.

– Удивительно. Даже не верится. Уж ты-то, по-моему, один быть никак не должен.

Не знаю, что я хотела от него услышать, к чему вела. Наверно, мне было бы интересно поговорить о сексе и любви. Но Тео сменил тему.

– Так какие поэты тебе нравятся? – спросил он.

– По правде говоря, мне сейчас никто не нравится. Поубивала бы всех. И вообще, если бы в мире не осталось поэзии, я бы нисколько не расстроилась.

– Я тоже терпеть не могу искусство, – признался он.

– Правда?

– Нет, – усмехнулся Тео.

– Дело не в том, что я не люблю поэзию. Просто уже много лет работаю над проектом по одному поэту и никак не могу закончить. Отсюда и отношение такое ко всей поэзии.

– А что за поэт?

– Ее звали Сафо.

– Сафо я знаю.

– Нет, не знаешь.

Некоторые люди, когда их спрашиваешь о фильме, который они не видели, отвечают утвердительно и обязательно добавляют, что фильм им очень нравится.

– Сафо – это не совсем эзотерика. Греческая поэтесса, воспевала любовь. Вообще-то она была музыкантом. Хотя, конечно, большинству об этом неизвестно.