Рыбы

Каждый вечер я возвращалась к камням и, завернувшись в одеяло, сидела на берегу океана. День шел за днем, боль ослабевала, и ее вытесняла пустота. Все больше и больше я ощущала себя тыквой, которую кто-то выбрал ложечкой. Я прошла очищение и чувствовала себя почти святой, словно могла смотреть на себя с неба. Смотреть и видеть завернувшуюся в одеяло женщину на камнях у океана. Женщину, ожидающую возвращения любимого. Все, что я знала об искусстве, говорило, что я – картина. Определенно – стих. И Сафо тоже. Я, может быть, не знала о ней многого, но она чувствовала то же, что и я. Я была мифом. И хотя я убедила себя, что никогда больше не увижу его, думать об этом было нестерпимо больно. Мое тело плакало. Но я не позволила пустоте съесть меня целиком. Внутри еще тлела искра надежды, каждый вечер гнавшая меня из дома.

Я всегда брала с собой тележку – на случай, если Тео вдруг появится. Хотела показать, что готова потрудиться ради него. Но при этом я частенько спрашивала себя, а не заклятие ли это – я беру тележку, и Тео не приходит, как делают некоторые, беря с собой зонтик в солнечную погоду и считая, что таким образом страхуются от дождя. Так или иначе, тележка была моим тотемом, и мне ничего не оставалось, как возить ее с собой, демонстрируя надежду на богов, в существование которых я вроде бы и не верила. Чем-то это напоминало пустой кубок, ждущий, когда же его наполнят.

Каждый вечер я напоминала себе, что в последний раз даю Доминику транквилизатор, и каждый вечер делала это – на всякий случай. А вдруг Тео вернется? Я повезу его домой, и никаких затруднений и осложнений возникнуть не должно. Мы сразу ляжем, и я сделаю все, чтобы только остаться с ним. Никогда больше даже мысли не допущу, что уйду от него.

Иногда я засыпала на камнях и, соскальзывая в темноту, представляла, как он следит за мной скрытно, проверяет. Возможно, за мной наблюдали те самые боги, в которых я вроде бы не верила. Но с богами и другими мифическими созданиями все вот так. Ты представляешь, что они наблюдают за тобой. Ты почти чувствуешь это. Вот так и я ждала Тео. Без него ничто не имело смысла, кроме надежды на его возвращение.

Однажды ночью мне приснилась Сафо. Она пришла на берег и села на камень возле меня. Выглядела поэтесса как Куриная Лошадь, но только в образе страстной мужеподобной лесбиянки: полные бедра закованы в рваные джинсы, волосы уложены в стиле «помпадур» и выкрашены в черный цвет. Сафо – Куриная Лошадь сказала, что с моей стороны глупо ждать возвращения Тео, а потом дотронулась ладонью до моей грудины.

– Посмотри на себя. Это все из-за глупого мальчишки с хвостом.

– Но ты сама была когда-то безумной царицей безответной любви. Уж ты-то должна меня понять.

– Будь осторожна, не утони.

Я закрыла в том сне глаза, и она поцеловала мои сомкнутые веки. Что-то шевельнулось во мне, и я почувствовала, что хочу потереться о ее бедра под джинсами. Потом, в том же сне, я открыла глаза и увидела, что Сафо превратилась в Клэр.

– Извини, что не могу утонуть с тобой, – сказала Клэр.

– Ничего.

– Нет, правда, Люси, мне так жаль.

– Никто и не утонет! – заявила я. – Иди и приведи в порядок ногти на руках и ногах. Притворись, что у тебя свидание с Дэвидом.

– Мани-педи как антидот от самоубийства. В этом весь смысл. Но я только что сделала и маникюр, и педикюр. Если все сделано, что ты предлагаешь вместо самоубийства?

– Может быть, «Le Pain Quotidien»? Сходи-ка за плюшками. А мне нужно остаться около воды – на случай, если приплывет.

– И долго собираешься ждать?

– Осталось немного. Я чувствую, он наблюдает.

50

Прошло четыре ночи, и надежда начала таять. Болезнь снова заявила о себе; теперь она проникла глубже, до костей, и напоминала болезнь в той форме, как ее описывают наркоманы. Я постоянно обделывалась. Меня рвало в океан. Не знаю, что он сделал со мной, но физическая зависимость была налицо. Я буквально нуждалась в нем, чтобы выжить. Мне приходилось слышать о людях, умерших из-за того, что их лишали наркотиков. Что бы ни выливалось из меня, хорошего в этом не было. Неужели и я умру – в трясучке, обосравшись? Неужели меня ждет вот такая, болезненная, дерьмовая смерть? Мне стало вдруг страшно. Я испугалась, что умру от остановки дыхания. Ужасала одна даже мысль о том, что я не смогу вдохнуть и просто-напросто исчезну. И что самое страшное, все это я сама сделала с собой.