Рыбы не знают своих детей

— Мы ждем, отвечай, — дошли до его сознания слова Шиповника, а он все еще молчал, опустив голову, и мысленно тщетно звал того, другого, который всегда бывал рядом, а теперь вдруг исчез, остался только один Стасис Шална, и он сказал:

— Хорошо.

Потом он слушал, как жалобно скрипнула дверь, как за перегородкой из круглых жердей тревожно забила копытом лошадь, как звякнуло удило, как кто-то похлопал лошадь и вывел ее во двор, как звенели по мерзлой земле удаляющиеся шаги человека и лошади.

— Пора, — сказал Шиповник.

Видать, они все обговорили заранее, так как Крот без приказа встал, снял с шеи шаль, и снова завязал ему глаза, и снова вел, подхватив под руку, словно слепого, опять они продирались через хрупкий малинник, шли по переплетениям черничника, пока наконец остановились, и Крот снял с его глаз вонючую повязку. У сосны он увидел повозку, чернеющий силуэт лошади, а мысль лихорадочно искала единственно верного решения, потому что от этого зависела жизнь и его самого, и Агне, и Винцаса, и Марии, и Костаса Жаренаса. О другом даже думать было страшно.

Они стояли вокруг него, будто стерегли, чтоб не удрал. Не было только Шиповника. Вскоре послышались шаги, и из темноты вынырнул и он с какой-то дубинкой в руках. Когда подошел ближе, Стасис увидел, что это винтовка.

— Вот, Бобер, твое оружие, — Шиповник сунул ему в руки винтовку. Тут же достал из кармана и два патрона: — Хватит. По одному. Ему и ей.

— Нет! С бабами воевать не буду. При чем тут она?

Шиповник недовольно кашлянул, но тут же смягчился:

— Ладно. Хватит тебе и его… А там уж мы посмотрим.

«Слава богу, Костас Жаренас не успел обзавестись детьми», — подумал Стасис. И еще подумал, что они боятся. Не только не доверяют, но и боятся. Потому и дали только два патрона. С двумя патронами не очень-то развернешься. У самих автоматы с полными дисками, а ему, словно самоубийце, два патрона.

— Справишься? — спросил Шиповник.

— На фронте доводилось.

— Тем лучше, — сказал Шиповник и добавил: — Поехали, время не ждет.