Рыбы не знают своих детей

Огонь со всех сторон лижет ведро, подвешенное над костром, вода по краям ведра шипит, клокочет, пузырится, а в тайге такая тишь, что слышно, как щиплет траву корова, а где-то далеко попискивает вспугнутая птаха. Все больше ощущаешь сырость, которая ложится тебе на плечи; траву покрывает роса, и ты подбираешься ближе к огню, слушаешь, как в ведре булькает вода, варится картошка… Отец приносит молоко, берет из мешочка щепотку соли, высыпает на обрывок бересты, нарезает хлеб, выуживает из ведра пару картошин — чего тебе боле, человече, чего еще желает твоя душа? Царская еда, да и только! Картошка обжигает пальцы, мы чистим ее, перекатывая с ладони на ладонь, посыпаем солью и запиваем молоком, чтобы не обжечь нёбо. Я наедаюсь так плотно, что и дышать тяжело. Валюсь на пихтовую постель, закрываю глаза, и представляется мне, будто я все еще на плоту, прямо чувствую, как река раскачивает его, баюкает, а мимо все мелькают и мелькают берега. Открываю глаза — берегов нет. Вижу, как отец толчет в ведре картошку, крошит туда хлебные корки, потом все перемешивает, перекладывает в туесок и несет корове на вытянутых руках, в точности как наша мама, когда подает нам на стол обед.

Отец велит; «Вымой ведра». Бреду босиком к берегу, натираю ведро крупнозернистым песком, полощу. Студеная вода холодит ноги, я надраиваю ведро, пока не начинают неметь от холода руки, будто в горсти не песок, а рассыпчатый снег. Сон как рукой сняло, вприпрыжку мчусь к костру, вытягиваю ноги, руки, грею их над пламенем, и вот постепенно по всему телу разливается ласковое тепло. Отец советуется не то со мной, не то сам с собой: боязно оставлять корову непривязанной, а ну как заберется в чащу, ищи ее потом по всей тайге. Косолапый задерет, да мало ли что — люди такое рассказывают, что только ой-ой… Отпустишь корову попастись, а поутру найдешь только рожки да ножки. Нет уж, лучше накосить ей травы, чем рисковать понапрасну. И он приносит с плота косу, выбирает лужайку попышнее, косит, а коса поет в тишине, и от этого звука на душе и сладко, и печально, но больше все-таки сладко; я рад, что отец взял меня с собой, рад, что мы с ним ночуем у жаркого костра, что отец у меня такой неутомимый и такой добрый, что мы привезем домой корову и будет у нас кормилица, что впереди еще много таких вот ночей и интересных дней на воде…

Разбудил меня стук. Не знаю, спал ли отец в ту ночь: костер ярко пылал, а он уже орудовал топором. Рядом с костром высилась целая гора дров. Стук топора меня и разбудил. Как? Неужели мы не поплывем? «Что ты, обязательно отправимся, — сказал отец. — Теперь мы будем жечь костер в пути, не причаливая к берегу, слишком уж много времени отнимают такие ночевки, этак и до середины лета домой не доберешься. Остановимся, когда трава кончится. Или дрова выйдут». Да как же разводить костер на плоту — ведь сам плот деревянный! «Очень просто», — ответил отец. Он вырезал топором большой кусок дерна, руками отодрал его от земли и перетащил на плот. Там расстелил его на бревнах вроде ковра, а сверху еще насыпал мелкой гальки. Отличное место для костра. Он ведром черпал из реки гальку, сыпал ее на дерн. Вода просачивалась вниз, а галька и песок оставались… К тому времени солнце уже поднялось высоко, и мы поплыли. Но в тот день прошли совсем немного — наша речка впадала в большую реку у той деревни, где нас ссадил на берег капитан тягача. Отец взял пустой мешок и пошел в деревню, а меня оставил караулить плот. И не зря — на берегу собралась толпа зевак. Тут были и ребятишки, но взрослых оказалось куда больше. И каждый что-нибудь да изрекал:

— Умом тронулись…

— Напорются на порог — скотинку загубят и сами пойдут рыбам на корм…

— А я так считаю, ловко придумано…

— Да… умные головы, но жаль — дуракам достались…

Много всякого болтали люди, и от этого мне становилось все страшней и страшней. Как только я увидал отца с тяжелым мешком за спиной, у меня и слезы на глаза навернулись. А отец только махнул рукой и ответил любопытным:

— Не от хорошей жизни это задумано…

Кажется, такими словами он все объяснил, потому что никто больше ни о чем не спрашивал и ничего не говорил. Только когда отец оттолкнулся от берега, кто-то из мужиков крикнул:

— Берегитесь Чертова порога! Правого берега держитесь! Поняли? Правого!

Отец кивнул и крикнул в ответ:

— Спасибо!