Почему животные, которые считаются семьей, более того – детьми, оказываются в приютах? Разобраться с этим парадоксом помогает концепция петишизма
Энн Фридберг, подразумевающая необоснованную идентификацию с животными и их идеализацию. Один из примеров этого явления – проекция на животное образа невинного ребенка. Такие качества, как искренность и преданность, выгодно выделяют животного-компаньона на фоне людей, в том числе «проблемных» детей и подростков, делая питомца предметом обожания, а порой – индивидуального культа. При этом лучшие качества идеализированного животного воспринимаются петишистом как отражение своих добродетелей.Сравнивая животных с детьми, мы делаем их носителями гибкой индивидуальности, —
этот эффект, описанный антропологом Дафной Шир-Вертеш, отражает склонность людей по-разному интерпретировать статус питомцев в зависимости от обстоятельств168. В определенные периоды жизни, когда потребность в привязанности особенно сильна, людям удобно считать животных-компаньонов своими детьми. Но с рождением ребенка или развитием карьеры человек вспоминает, что кошки и собаки – взрослые и воспитанные животные, которых можно оставить без внимания на весь день. Если у ребенка начнется аллергия на животных или откроется перспектива переезда в более благополучную страну, некоторые люди смогут убедить себя в том, что питомцы – это анимированные тела, которым необходимы лишь полноценное питание, ласка и лечение, независимо от того, кто их предоставляет – они или новые опекуны. Шир-Вертеш изучила пять десятков межвидовых семей в Израиле и пришла к выводу, что с появлением ребенка отношение к животным-детям радикально меняется. Сильная эмоциональная привязанность переходит в готовность отдать питомца в другую семью. Это говорит о том, что отождествление животных-компаньонов с детьми не помогает нам преодолеть фундаментальную границу, которая разделяет многообразие форм жизни на два лагеря – людей и животных. В ситуации появления альтернативного объекта привязанности человек, как правило, выходит на первое место, а отношение к животному пересматривается. Сравнивая питомцев с детьми, друзьями, романтическими партнерами, люди навязывают им идентичности-трансформеры. Это позволяет использовать животное как эмоциональную заглушку, временно компенсируя отсутствие значимого человека или ее/его несовершенства. Такой статус характеризует питомца как плюс-минус-человека – более приятного в общении, чем подросток, но в то же время менее важного, чем родной ребенок, более верного и внимательного в сравнении с бывшим возлюбленным, но и более предсказуемого, чем новый.Статистика американских приютов делает видимым еще один феномен – спутник бебиморфизма: обесценивание отношений со взрослыми животными. Возраст большинства приютских кошек и собак в США не превышает 18 месяцев. Эта ситуация напоминает гипотетический сценарий, который философ Майкл Локвуд предложил в 1979 году в качестве критического комментария к принципам утилитарной этики. Согласно моральной теории, ориентированной на полезный результат, в частности удовольствие, эвтаназия здорового животного, которое получило возможность некоторое время наслаждаться жизнью, – это не безнравственный поступок. Подобная этика призвана успокоить людей, которые едят мясо, но при этом любят животных: прожив 17–18 месяцев на ферме с сочными лугами и нежным уходом, коровы переживают быструю и безболезненную смерть, – лучше так, чем вообще не родиться. Следуя этой логике, Локвуд предпринял мысленный эксперимент под названием Disposapup
в отношении домашних питомцев. Этот опыт показал, что с точки зрения этики полезности животные-компаньоны – это расходный материал для развлечения людей: