Вечер субботы и утро понедельника потратил на семью. Пусть и было в ней пока всего два человека, но сам факт, что я больше не один, что нас двое, это чувство… Тем, кто понимает — объяснять не надо, а тем, кто не прочувствовал — вряд ли объяснишь. Побыв какое-то время последним в роду я, как мне кажется, до конца дней своих буду дорожить самой возможностью понимать, что больше не один. И проводить время с семьёй, откладывая всё остальное, что только можно отложить. И с Машей поговорить, пусть с моей стороны это сводилось по большей части к «послушать» и сопровождалось пометками на бумаге на счёт того, с кем она за неделю пересекалась и к какому результату это привело, или должно привести. Разговор о фильтрации новостей опять малодушно отложил — на завтра. Слишком устал за неделю, ругаться или даже спорить вообще не хотелось. Кроме того, боялся, что если разойдусь, то остановиться вовремя не сумею, вся накопленная за неделю усталость и всё раздражение вырвутся наружу, и это будет даже не «ой», а «Ой-ой-ёй!» как минимум. Я даже вытерпел четвёртый за время после возвращения с каникул разговор о варианте отделки и оформления детской. Думаю, не надо объяснять, что он радикально отличался от трёх предыдущих и, я полагаю, мало похож на то, что получится в результате? Так что, да — перетерпел, и даже поучаствовал в обсуждении, задав пару раз наводящие вопросы, в местах возникновения взаимоисключающих идей, на тему того, как это вообще получается?
В воскресенье, после всех утренних процедур, как обязательных, так и приятных (потискать отпихивающую меня со словами «у меня изо рта воняет!» Машу, например), засел за уроки, а заодно — за материалы по двигателю Огарёва[1]. Шестнадцать связок одного вида, три — другого, всего тридцать шесть штук семи типов, да управляющий контур… На своём нынешнем уровне я всё это учить застрелюсь, не то, что прошивать. Проблема ещё и в том, что в полученной книге было приведено очень уж общее описание конструкции, но даже из него становилось понятно — необходим плотный контакт макра с рунической «обвязкой». В теории можно было поместить макры в золотые стаканы или каркасы с разными внутренними полостями, но одинаковым «посадочным местом», но на практике — нужно было смотреть, получится ли. Но даже и так просматривалось несколько довольно очевидных проблем. Короче говоря, пришлось брать ещё несколько разных книг, и даже ездить к речникам, но об этом — позже. Всего на изучение вопроса ушло две недели, но, если сделать выжимку…
Выяснилось, что мотор Огарёва довольно широко используется в технике — там, где нужна длительная работа на постоянных оборотах. Такие двигатели, например, вращали привод жерновов на промышленных мельницах и крупорушках, приводили в действие воздуходувы на металлургических и кирпичных заводах — там порой сутками нужно было обеспечивать равномерный, строго определённый, поток воздуха, и артефакты в таких случаях имели массу преимуществ перед прямым воздействием или резидентным заклинанием. Преобразователи Огарёва, через редуктор, вращали барабаны цементных печей и движители судов, в первую очередь — морских. Но в первом случае ставили мотор с сравнительно высокими оборотами и понижающий редуктор, чтобы получить выигрыш в мощности, а вот во втором бывало всякое. На малых и средних судах ставили низко оборотистый и не особо мощный движок, оборотов на триста шестьдесят — шестьсот в минуту, который во время стоянки в порту крутил всякого рода вспомогательные механизмы. А к нему в связке — мультипликатор Марлина, с ударением на «и», но многие произносили с ударением на «а» и считали связку Огарёва-Марлина полностью отечественной разработкой. И в чём-то даже были правы, в очень отдалённом смысле.