Рысюхин, шампанского!

Была идея сделать здесь, точнее — в Буйничах, листы той самой композитной брони и провести их испытания в Викентьевке, пригласив туда Ивана Антоновича, но военные этот план поломали — господин отставной поручик нужен на основном месте службы. Договорились с ним, что он организует отправку, в сопровождении пары бойцов, в Викентьевку части полученного в подарок от Императора оружия и снаряжения, чтобы в арсенале посёлка появилось что-то приличное. Благо, Клим Беляков пожелал остаться в статусе десятника моей дружины и был назначен, пока формально, командиром гарнизона и местного ополчения. Ездивший с ним в Швецию шофёр также согласился и дальше числиться дружинником, за доплату в двадцать пять рублей в месяц и служебный револьвер с запасными зарядами, который возил с собой в кабине, в специальном малозаметном кармане под передней панелью. Также ему было выдано табельное холодное оружие, и если копьё со щитом хранились в арсенале, то короткий пехотный палаш, более тонкий потомок гладиуса и катцбальгера, на ладонь длиннее бебута, он также возил с собой. Вообще, судя по разговорам, как бы все шофёры не пришли в дружину записываться — возможность легально защитить себя в дороге хоть от лихого люда, хоть от случайного зверя силой оружия им понравилась. Осталось только решить — нужны ли мне такие эрзац-дружинники, и не втравят ли они меня в неприятности, получив новый статус и прилагающееся к нему оружие.

Так или иначе, но, когда вернувшаяся с посиделок Ульяна постучалась в дверь, чтобы позвать меня на ужин, с насущными делами было покончено, и я занимался, так сказать, перспективным планированием — делал на листе бумаги наброски возможного внешнего вида и расположения построек в рыбацком посёлке. Ужин прошёл спокойно, можно сказать — по-семейному, только Уля была непривычно тихая и задумчивая. И в конце, уже за чаем, причина этого прояснилась:

— Хорошо тут у вас, но я решила, завтра вернуться домой. Надо хоть какие-то приличия всё же соблюсти, да и папу поддержать, у него там какие-то перестановки по службе, он нервничает из-за этого, не хочу, чтобы он ещё и по поводу меня переживал.

— Ты девочка большая, такие вопросы решать вполне можешь сама. Но если будут обижать или соскучишься — место в доме мы тебе найдём.

Я предложил было оставить завтра фургон девочкам, для переезда, но было сказано, что мне он нужнее, завтра у меня тяжёлый день, потом ещё на службу, и так вечером приезжаю никакой, а если ещё на извозчиках кататься, то будет совсем страшно.

— Тем более, не так уж и много у меня вещей с собой.

— А в крайнем случае я у папы твой первый фургон, который сейчас служебный, одолжу на часок, если на нём никто никуда не уехал.

— И часто ездят?

— Постоянно! Недавно цирк был — выделили его для оперативных нужд, надо было одного задержанного из однодворцев срочно в город доставить. Его по привычке в заднюю часть загрузили, поехали. А он в дороге нашёл холодильный шкаф, открыл его — и, пока ехали, уполовинил запас закуски, что там хранилась! И полуштоф настойки выпил. Как начальник второго отделения нашего Управления бушевал потом! Этот голодающий какой-то особый окорок с трёх сторон понадкусывал. А те жандармы, что за задержанным ездили даже и не знали, что там сзади целая кладовка с выпивкой и закуской, их не предупредил никто.

Расходились довольно поздно — у девушек внезапно возникла масса вопросов, которые обязательно нужно обсудить, пока не разъехались. Можно подумать — Уля в другой город уезжает, и они не будут видеться чуть лине ежедневно.

Я был почти уверен, с учётом рассказанного женой, что Ульяна опять придёт ночевать с нами — так сказать, на прощание, но нет. Спрашивать об этом Мурку я не стал, но другой вопрос, касающийся Ульяны, задал.

— Слушай, радость моя. А среди отвергнутых женихов не было ли друзей-приятелей Артура?

— Знаешь, был. Не совсем чтобы друг, но Артурчик постоянно рядом с ним крутился. Тот ему не то какую-то протекцию оказывал, не то обещал, или денежные какие-то интересы у них были, что-то такое. А ты как догадался?

— Это объясняет, почему Ульяниному брату так приспичило срочно доказать своё старшинство в роду. И попытка нахрапом деньги отобрать тоже сюда ложится. Приструнить сестру, лишить финансовой самостоятельности — а там тем или иным способом не уговорить, так заставить поменять своё решение.

— Знаешь, вполне возможно. А она просто взяла — и сбежала.

— Ага, тем самым показав, что не слишком на неё и надавишь — выскользнет. Вот только всего остального это никак не объясняет — ни того ряженого, что меня возле дома встретил, ни слухов, по городу распускаемых. По идее, он должен репутацию будущей жены своего «патрона» блюсти, пуще собственной.

— Вот-вот, а то тот не захочет на «опозоренной» жениться, и все усилия псу под хвост.

Мы ещё минут десять покрутили эту ситуацию так и эдак, убеждаясь, что вариант стараний Артура в пользу отвергнутого жениха отлично объясняет часть событий, но никак не объясняет оставшиеся, или даже они, события, прямо противоречат интересам старшего брата Ульяны.