Рыцарь

— Вы посмотрите-ка! — воскликнула Дуглесс. — Здесь и телевизор марки «Бэнг энд Олафсон»! Я еще такого не видела! Право, мне так хотелось бы посмотреть последние известия, надеюсь, вы ничего не имеете против? А вот и пульт дистанционного управления! — И, усаживаясь на край постели, она включила огромный цветной телевизор и принялась рыскать по разным каналам. Николас у нее за спиной живо уселся — она это почувствовала!

— Фильм! — прошептал он.

— Не-а, всего-навсего — телевизор! — отозвалась она. И, передавая ему ручку дистанционного управления, стала объяснять:

— Вот это — «включение», а это — «выключение», видите? Вот этим регулируется громкость, а этой лимбой переключаются каналы. Ой, поглядите-ка только! Это же — старый фильм о временах королевы Елизаветы! — С этими словами она выключила телевизор, положила панель управления на постель возле Николаса и, зевнув, заявила:

— Да, я, впрочем, вспомнила, что у меня и у самой есть булавки! Но в любом случае большое спасибо, леди Арабелла! Надеюсь, я не слишком вам помешала?!

После этого Дуглесс пришлось стрелой мчаться к двери, потому что Арабелла, растопырив пальцы с длинными, похожими на когти ногтями, готова была уже кинуться на нее. Едва Дуглесс успела выскочить за дверь, как та с силой захлопнулась за ней. В коридоре Дуглесс некоторое время прислушивалась к тому, что происходит в комнате. Очень скоро она с удовлетворением услыхала характерные звуки — по телевизору показывали вестерн, — а потом Арабелла завопила:

— Да выключите же вы его! — Дуглесс на это улыбнулась, прошествовала к себе в комнату, и в эту ночь у нее более не было ни малейших проблем со сном!

Утром во время завтрака она встретилась с Ли.

— Знаете, — сказал он, — а я вчера вечером подумал, что вы, быть может, зайдете ко мне. Я собирался почитать вам некоторые письма!

— Вы хотели рассказать мне, кто предал Николаса Стэффорда?

— Хм-м! — только и промычал в ответ Ли, и поэтому сразу после завтрака она потащилась следом за ним в его комнату. Интересно, если он назовет ей имя того клеветника, Николас в ту же минуту вернется в свой шестнадцатый век, что ли?! — думала она.

Однако уже очень скоро она поняла, что побудить Ли что-либо сообщить ей будет немалой проблемой.

— Я вот все старался вспомнить, — говорил между тем Ли. — Скажите-ка, а ваш батюшка не входит в совет попечителей Йельского университета? Быть может, ему было бы интересно ознакомиться с моими находками?

— Ну, конечно же, я с радостью извещу его об этом. Но с особым удовольствием я поведала бы ему о том, кто же все-таки оклеветал лорда Стэффорда!

Подойдя к ней вплотную. Ли сказал:

— Ну, ежели бы вы только согласились сделать небольшой звоночек ему, я, пожалуй, рассказал бы вам об этом!

— Дело в том, — откликнулась она, — что в данный момент мой отец пребывает в дебрях горных лесов Мэна и дозвониться до него нет никакой возможности.

— Ах вот как, — произнес тогда Ли, отворачиваясь от нее, — что ж, тогда, насколько я понимаю, я не могу вам этого сообщить.

— Шантажист вы несчастный! — вскипела Дуглесс, совершенно забывая о последствиях. — Вы тут развлекаетесь, беспокоясь лишь о собственной карьере, а для меня имя этого предателя может означать спасение человеческой жизни!

— Да возможно ли, чтобы от каких-то документов шестнадцатого столетия зависела чья-то жизнь?! — воскликнул Ли с изумлением, вновь поворачиваясь к ней лицом.

Не очень соображая, что и в каких пределах можно объяснить ему, Дуглесс сказала:

— Ладно, я переговорю с отцом. Сегодня же напишу ему. И дам прочесть письмо. Как только отец вернется в город, он его тотчас же получит.

Ли, однако, продолжал глядеть на нее хмуро:

— Скажите, а с чего это вам так нужна эта фамилия? Что-то тут, во всем этом деле, не так! Во всяком случае, хотелось бы понять, кто он, этот лорд Стэффорд? И отношения ваши не очень-то похожи на отношения патрона и секретарши — скорее уж, они смахивают на…

В этот самый момент дверь распахнулась, и в комнату ворвался Николас. На нем была одежда времен королевы Елизаветы: ноги обтягивали плотные чулки, и благодаря этому каждый мускул на них воспринимался отчетливо, а его доспехи из золота и серебра сверкали в лучах солнца. В руке у Николаса была обнаженная шпага, острие которой он тотчас и направил на Ли.

— Да что же это такое?! — возмущенно выкрикнул Ли и отвел от себя шпагу рукой, но, когда острие разрезало ему ладонь, стал хватать ртом воздух.

Николас продолжал подступать к нему, и кончик его смертельно опасного оружия был теперь уже у самого горла Ли.

— Дуглесс, зовите на помощь! — вскричал Ли, отскакивая назад. — Он явно спятил!

Ли был прижат спиною к стене, и Николас вопросил:

— Так кто же оклеветал меня перед королевой?

— Оклеветал вас?! — переспросил Ли. — Нет, вы точно не в себе! Дуглесс, приведите же сюда кого-нибудь, пока этот маньяк не совершил чего-то такого, о чем мы оба потом пожалеем!

— Назовите имя! — требовал Николас, приближая острие вплотную к горлу Ли.

— Ну, хорошо, хорошо! — выкрикнул Ли, задыхаясь. — Этого человека звали…