– «Рано отнятые от груди»! – подхватывает Джуд и, порывшись в нижнем ряду, достает пластинку «Баллады земли лэйской». – Так это ты поешь! Поверить не могу, что у меня все это время была пластинка с твоей песней.
– А я не могу поверить, что ты такое слушаешь!
– Какое такое?
– Ну, такое. Жалостливое. Народное. Про девушку, которую выдают замуж не по любви.
– Вообще-то это переложение эльфийской баллады. Плач царицы Хлегваники, которая просит у дракона или избавления от человеческого ига, или смерти. У нас в Академии был факультатив по эльфийской культуре. Почему, думаешь, она говорит: «Я чужая средь рода людского»?
– Да это просто выражение такое! Мол, она себе места не находит. В Лэ по деревням эту песню до сих пор поют. Стали бы они эльфьи баллады распевать.
Джуд улыбается. Он мог возразить, что стали бы, если бы тоже не знали, что песня изначально «эльфья». Но лучше кивнуть и согласиться. Девушке будет приятно. А песня и подавно не разбирает, для каких ушей звучать – заостренных или округлых. Вот же ирония судьбы. Венценосная Хлегваника и представить себе не могла, что гимн ее ненависти к людям будет утешать несчастных невест в человеческих селах. Но судьба проворачивала и не такое. А он еще гадал, почему голос Софии кажется ему знакомым. Поразительно, как мало на самом деле в жизни случайного.
София тем временем переходит к другой стене, занятой собранием сертификатов и дипломов в застекленных рамках.
– Сколько же их у тебя!
«Настоящим удостоверяется, что Джуд Леннокс показал результаты выше среднего в противостоянии выверволку», «Диплом Куртуазной академии вручается Джуду Эрикдейлу Ленноксу в свидетельство о том, что он преуспел в рыцарских доблестях», «Сею почетной грамотой пожалован Дж. Э. Леннокс по прохождении подготовки 3-го уровня в обезвреживании драугров».
– И кто эти драугры, – спрашивает София, – которых тебя научили обезвреживать?
– Так на континенте называют реанимированных покойников. Драугры нападают на живых, а их жертвы после смерти сами превращаются в драугров.
Девушка возвращает опустевший бокал Джуду, и тот выходит, чтобы заново его наполнить. Окончание рассказа доносится из кухни:
– Третий уровень подготовки самый тяжелый. Это сценарий, когда драугром стал кто-то близкий. Друг, родственник, любимый человек. У вас свои шуточки, общие воспоминания, а, например, еще утром вы ели из одной тарелки пригоревший омлет. Только это уже не тот человек, и вообще не человек. Теперь это лишь подобие, оболочка, за которой действует безжалостная… и даже не безжалостная, а просто безразличная материя. И когда такая оболочка тянет к тебе руки, важно понимать, что это не объятия и не жест мольбы. В общем, нужно уметь отпускать…
«Прямо как когда тебя разлюбили, – думает София. – Вроде тот же человек, а уже как чужой. Как не человек. И вместо сердца у него – безразличная материя… И надо отпустить…»
– Надо отпустить, – продолжает Джуд, возвращаясь. – И отрубить ему голову. Понимаешь?
Они чокаются.
– Что непонятного? У нас есть преподаватель в университете… Профессор Сальдивар. Он родом из Градштадской империи. Когда там началась революция, он сбежал. А пару лет назад съездил на родину и тоже… смотрю, говорит, на те же фасады усадеб и церквей, хожу по тем же бульварам и площадям, вокзалам, трактирам, ну, где бывал еще гимназистом. И не могу, говорит, принять, что вокруг – чужая страна, ностальгическая ширма, а за ней теперь орудуют явные нечеловеки, и воняет от них дымом и щами. Словом, не было у профессора подготовки третьего уровня.
Исчерпав квартирные достопримечательности, София дает вернуть себя на кухню. И там-то – уже на стадии загрузки тарелок в аппарат Кюнрига – к ее бедрам сзади пристают его, а его рука начинает скольжение по хлопковой глади прямиком к пуговичному рубежу.
– Что происходит? – Девушка, оглядываясь, защищает плечом то место у основания шеи, которого щекотным теплым перышком коснулось его дыхание.
Нет, что происходит – в общих чертах понятно. Просто она еще не решила, готова ли сотрудничать.
Джуд немного озадачен, но не настолько, чтобы отстраниться. Или убрать руки. Оставил там, где их продвижение пресек вопрос Софии. Девушка проворачивается внутри недосомкнутых объятий и встает к рыцарю лицом. Так-то лучше. Видеть его серые глаза и этот трогательный румянец. Или это отражение ее собственного румянца?
– Знаешь, я все думал… – начинает Джуд.
– Ого, – смеется София. – Предыстория? Я-то думала, что просто наклонилась чуточку лишнего.
– Это тоже. Но я серьезно. Да, имеется предыстория. Длиной в пару последних лет. Першандель… Ну, ты в курсе про Першандель? Першандель рассек мою жизнь на две половины. До него – были незыблемые идеалы, картинки с гобеленов. Все четко. Хоть сверяйся по ним, как по созвездиям, не заплутаешь. Тут дама с розой на груди. Тут лающее бездушное чудище. Тут я сам, рыцарь, препоясанный истиной. Четко. А потом все изменилось. У чудищ отыскалась душа. Истины с идеалами не то померкли, не то еще что. С дамами тоже стало сложнее… И я выпустил румпель. Препоясался безучастием. Понимаешь?