Тишину разорвали громкие крики, толпа взорвалась аплодисментами, грохочущими, словно гром. В воздух взвились сотни рук; мужчины, женщины, дети – все кричали, инстинктивно выплескивая наружу напряжение, сковавшее молчанием толпу на протяжении поединка.
Филипп вернулся к своей палатке. Он спешился и увидел сквозь прорези шлема сияющее радостью и торжеством загорелое лицо Льювеллина, снимающего с него шлем.
– Ты сломал ему шею, – с упреком проговорил Жильбер.
– Не думаю. – Филипп отер потное лицо и взглянул на дорожку, где над неподвижной фигурой на земле нагнулось несколько человек. – Лопнули ремешки его шлема, и это спасло его.
Вдруг его окружила толпа улыбающихся лиц, смотрящих на него с почтительным уважением. Граф Глочестерский сверлил его взглядом, в котором сквозило какое-то странное выражение.
– Я никогда не видел такого заезда, – наконец проговорил он. – Чтобы в последнюю секунду изменить направление копья… Как вы это делаете, д'Юбиньи?
– Нужно точно рассчитать время, – ответил Филипп. – И еще иметь коня, на которого можно полностью положиться.
– Больше никогда так не поступай на турнирах, – запальчиво сказал Жильбер. – Ты использовал этот трюк во время поединка с де Молембеком в Акре, и Саладин повернул слишком далеко. Тогда вы оба чуть не промахнулись.
– Но я же не промахнулся, правда? – бодро сказал Филипп. Теперь, когда противник был повержен, все его плохое настроение разом улетучилось.
Они подождали, пока местный эскулап, осмотрев Беллема, не сообщил, что он выживет. Только тогда Жильбер немного успокоился.
– Что ж, все равно он несколько месяцев не сможет шевельнуть шеей, – радуясь, что все закончилось благополучно, проговорил граф и сразу же потащил Филиппа в главную башню.
Филиппа в этот вечер буквально замучили просьбами рассказать о Святой земле. В те времена люди могли узнавать о том, что творится в мире, лишь из уст путешественников. Над высоким столом в трапезной царило молчание, все с неподдельным интересом слушали Филиппа, время от времени перебивая его настойчивыми просьбами описать поподробнее великого Саладина или вытянуть вперед руку, чтобы показать, как близко во время сражений приближались к нему сарацины.
– Значит, в тот раз победил Саладин, – заметила леди де Клер, тонкими пальцами беспокойно вертя кольцо с драгоценным камнем. – А теперь расскажите нам о Дамаске, Филипп. Вы сбежали, как Святой Павел, спустившись по стене, не так ли?
На следующее утро под проливным дождем Филипп выехал из замка в сопровождении сира Джеффри де Шавоса. Дождь продолжал идти и на следующий день, когда вдалеке показался замок Кидвелли. На Филиппе был плащ нового покроя, с капюшоном. «Совсем неплохо», – думал он, трясясь в седле и посматривая на серые нити дождя, разрываемые ветром, дующим с моря, смутно синеющего слева за песчаными холмами.
– Кидвелли! – воскликнул Питер, указывая рукою вперед.
Филипп, которому уже порядком надоел дождь, без особого интереса взглянул на высокие серые стены смотровой башни, виднеющейся сквозь пелену дождя. Но вскоре настроение его улучшилось, стоило ему подумать о горячей ванне и свежем белье. Может быть, в конце концов, Жильбер был прав, говоря, что английский климат не для него. Саладин, кажется, тоже так думал: утопая копытами в клейкой дорожной грязи, он встряхивал красивой головой, и время от времени чихал, вдыхая тонкими ноздрями туманную влагу дождя.
– Мы должны перестроить замок, отец, – в это время говорил Питер. – В Святой земле я очень много узнал о строении крепостей. И Филипп может посоветовать, как сделать лучше.
– Хотелось бы, мой мальчик, – пессимистично откликнулся сир Джеффри. – Но где взять денег?
– Ну, можно использовать деньги, приготовленные на случай, если придется меня выкупать из плена.
Сир Джеффри усмехнулся.
– Этого недостаточно. Но ты можешь начать, если хочешь, – печально согласился он.
В замке их ждал очень теплый прием. Ведь не каждый день сын и наследник поместья благополучно возвращается из крестового похода. Леди Анна де Шавос оказалась высокой, стройной дамой с упрямым подбородком и скрипучим голосом. Ее глаза, неотрывно следящие за слугами, ничего не упускали, и даже ее печальный муж беспрекословно повиновался приказам жены с такой покорностью, что Филипп не мог сдержать улыбки. «Возможно, именно этим и объяснялась постоянная печаль сира Джеффри», – подумал Филипп, когда их с Жильбером проводили в маленькую комнатку на самом верху главной башни.
В то время замок Кидвелли не отличался огромными размерами. Только много лет спустя стараниями Питера де Шавоса простой нормандский замок превратится в одну из самых неприступных крепостей Марчеса.
А пока Питер, извиняясь, ввел Филиппа в тускло освещенную комнатенку со стенами, покрытыми влагой, поскольку это было все, что он мог предложить своим друзьям, кроме общей залы, где спали слуги.
– Извини, Филипп, – сказал он. – Я знаю, какой у тебя был замок и какой дом в Иерусалиме. Но я намерен все здесь изменить.