Читаем Рыцарь мечты полностью

Когда крестоносцы убедились, что в городе не осталось ни одного сарацина, они расставили свои шатры. Воины сняли с себя плащи, сшитые из прочной ткани и скрепленные металлическими кольцами. Сняли кольчуги, кое-где рассеченные саблями сарацин, прислонили к столбам мечи и щиты, разулись и надели грубые монашеские власяницы. Каждый взял в руку незажженную свечу, и так, босиком, шепча молитвы, они направились в святой храм Гроба Господня.

– Пусть самый отважный первым зажжет свою свечу от священного пламени, горящего перед Гробом Спасителя! – сказал герцог Готфрид. – Сейчас я назову имя этого доблестного рыцаря. Слушайте все! Это Раньеро ди Раньери!

Не было предела тщеславной радости Раньеро. Много прославленных рыцарей окружало герцога, но он один из всех удостоился столь высокой награды.

Вечером в его шатре началась попойка и буйное веселье. Шатер был весь завален захваченными у сарацин сокровищами, так что шагу нельзя было ступить. Грудами лежали бесценное оружие, украшения, ковры, драгоценные ткани.

Но Раньеро сидел опершись локтем о стол и не сводил глаз с горящей свечи. Только на нее он смотрел, она словно заворожила его.

Слуги суетились вокруг Раньеро, и он осушал кубок за кубком. Рыцарь даже не взглянул на гибких, как змейки, сирийских танцовщиц в прозрачных одеждах, не слушал пение.

В разгар веселья в шатер Раньеро заглянул шут в крикливо-пестрой одежде. Худой и проворный, казалось, он может пролезть в любую щелку. Один его глаз был насмешливо прищурен, а улыбка – полна ехидства. Все знали, как остер на язык этот шут. Он мог подшутить даже над самим герцогом Готфридом.

– Досточтимые рыцари! – Шут поклонился до земли, раскинув в стороны руки. – До звольте ничтожному шуту позабавить вас нехитрой выдумкой, а то и правдивым рассказом.

– Изволь, – снисходительно разрешил Раньеро. – Если только твой рассказ будет не слишком длинным и мы не уснем со скуки.

– Это уж я вам обещаю! – усмехнулся шут и, звякнув бубенцами, пристроился на перевернутом бочонке, поближе к выходу из шатра.

– Так вот что я хочу вам поведать. Как думаете вы, увенчанные победой рыцари, чем был занят сегодня апостол Петр[47]? Да, да, апостол Петр, там, у себя наверху, возле ворот, ведущих в рай. Да будет вам известно, он был задумчив и невесел. Ангелы в тревоге слетелись к нему, чтобы узнать, отчего апостол Петр так печален и почему нахмурены его брови.

Рыцари отставили недопитые кубки и все, как один, повернулись к шуту, который сидел на бочонке и крутил на пальце свой колпак с бубенцами.

Шут, словно не замечая всеобщего внимания, беззаботно продолжал:

– Апостол Петр махнул рукой – и облака над Иерусалимом развеялись как дым.

Один из ангелов решил хоть немного утешить огорченного апостола.

«Смотри, – указал ангел куда-то вниз. – Вон видишь тот шатер? Присмотрись получше. Возле одного из рыцарей стоит горящая свеча. Он зажег эту свечу у святого Гроба Господня и теперь не отводит взгляд от пламени. Только взгляни, как он счастлив и горд».

– Ну-ну, шут! – предостерегающе сказал Раньеро. – Не тебе говорить об этом.

– Я не хотел обидеть тебя, дружок. – Шут с невинным видом посмотрел на Раньеро. – Но слушайте дальше, благородные победители Иерусалима! Вы думаете, этот рыцарь счастлив оттого, что Гроб Господень освобожден от неверных? О, если бы так! Нет, он тщеславно радуется своей славе, ведь он признан самым храбрым после герцога Готфрида! Вот отчего он так радостен и горд.

Все гости дружно расхохотались. Раньеро, хотя в нем клокотал гнев, тоже делано рассмеялся.

Шут скатился с бочонка и остановился возле выхода из шатра.

– Посмотрите, благородные рыцари, как бесстрашный Раньеро оберегает пламя своей свечи. Он заслоняет свечу от ветерка и отгоняет ночных бабочек, чтобы пламя не погасло. Попомните мое слово! Когда-нибудь ему откроются двери рая. Да, да, рыцарю Раньеро ди Раньери! Потому что вы еще увидите, как он будет приходить на помощь вдовам и несчастным, ухаживать за больными и утешать сокрушенных сердцем так же ревностно, как он охраняет сейчас святое пламя!

Тут уж все рыцари просто покатились со смеху, ведь все они отлично знали Раньеро, неистового и беспощадного.

Этого Раньеро уже не мог стерпеть. С бешеным рычанием он вскочил с места и бросился на шута. При этом он нечаянно толкнул стол, и свеча упала. В мгновение ока Раньеро подхватил свечу и не дал ей погаснуть. Но пока он снова укреплял ее в подсвечнике, шут, кривляясь и хихикая, выскользнул из шатра. Мгновение – и он скрылся в бархатном мраке южной ночи.

Между тем гости не могли вдоволь насмеяться.

– Ох, Раньеро, утешитель скорбящих! – сказал один из рыцарей, задыхаясь от смеха и вытирая невольные слезы. – Ты уж прости, но на этот раз тебе никак не удастся послать Мадонне во Флоренцию самое дорогое, что ты добыл в бою.

– Это почему? – резко спросил Раньеро.

– А потому, – ответил рыцарь, отхлебнув вино из кубка, – что самое драгоценное из твоей добычи – пламя этой свечи. Может, еще скажешь, что ты его пошлешь во Флоренцию, а, Раньеро? Ну что ты молчишь, словно онемел?

Перейти на страницу:

Все книги серии Школьная библиотека (Детская литература)

Возмездие
Возмездие

Музыка Блока, родившаяся на рубеже двух эпох, вобрала в себя и приятие страшного мира с его мученьями и гибелью, и зачарованность странным миром, «закутанным в цветной туман». С нею явились неизбывная отзывчивость и небывалая ответственность поэта, восприимчивость к мировой боли, предвосхищение катастрофы, предчувствие неизбежного возмездия. Александр Блок — откровение для многих читательских поколений.«Самое удобное измерять наш символизм градусами поэзии Блока. Это живая ртуть, у него и тепло и холодно, а там всегда жарко. Блок развивался нормально — из мальчика, начитавшегося Соловьева и Фета, он стал русским романтиком, умудренным германскими и английскими братьями, и, наконец, русским поэтом, который осуществил заветную мечту Пушкина — в просвещении стать с веком наравне.Блоком мы измеряли прошлое, как землемер разграфляет тонкой сеткой на участки необозримые поля. Через Блока мы видели и Пушкина, и Гете, и Боратынского, и Новалиса, но в новом порядке, ибо все они предстали нам как притоки несущейся вдаль русской поэзии, единой и не оскудевающей в вечном движении.»Осип Мандельштам

Александр Александрович Блок , Александр Блок

Кино / Проза / Русская классическая проза / Прочее / Современная проза

Похожие книги

10 дней в ИГИЛ* (* Организация запрещена на территории РФ)
10 дней в ИГИЛ* (* Организация запрещена на территории РФ)

[b]Организация ИГИЛ запрещена на территории РФ.[/b]Эта книга – шокирующий рассказ о десяти днях, проведенных немецким журналистом на территории, захваченной запрещенной в России террористической организацией «Исламское государство» (ИГИЛ, ИГ). Юрген Тоденхёфер стал первым западным журналистом, сумевшим выбраться оттуда живым. Все это время он буквально ходил по лезвию ножа, общаясь с боевиками, «чиновниками» и местным населением, скрываясь от американских беспилотников и бомб…С предельной честностью и беспристрастностью автор анализирует идеологию террористов. Составив психологические портреты боевиков, он выясняет, что заставило всех этих людей оставить семью, приличную работу, всю свою прежнюю жизнь – чтобы стать врагами человечества.

Юрген Тоденхёфер

Документальная литература / Публицистика / Документальное
Красная армия. Парад побед и поражений
Красная армия. Парад побед и поражений

В своей книге выдающийся мыслитель современной России исследует различные проблемы истории Рабоче-Крестьянской Красной Армии – как общие, вроде применявшейся военной доктрины, так и частные.Кто провоцировал столкновение СССР с Финляндией в 1939 году и кто в действительности был организатором операций РККА в Великой Отечественной войне? Как родилась концепция «блицкрига» и каковы подлинные причины наших неудач в первые месяцы боевых действий? Что игнорируют историки, сравнивающие боеспособность РККА и царской армии, и что советская цензура убрала из воспоминаний маршала Рокоссовского?Большое внимание в книге уделено также разоблачению мифов геббельсовской пропаганды о невероятных «успехах» гитлеровских лётчиков и танкистов, а также подробному рассмотрению лжи о взятии в плен Якова Иосифовича Джугашвили – сына Верховного Главнокомандующего Вооружённых сил СССР И. В. Сталина.

Юрий Игнатьевич Мухин

Публицистика
Гатчина. От прошлого к настоящему. История города и его жителей
Гатчина. От прошлого к настоящему. История города и его жителей

Вам предстоит знакомство с историей Гатчины, самым большим на сегодня населенным пунктом Ленинградской области, ее важным культурным, спортивным и промышленным центром. Гатчина на девяносто лет моложе Северной столицы, но, с другой стороны, старше на двести лет! Эта двойственность наложила в итоге неизгладимый отпечаток на весь город, захватив в свою мистическую круговерть не только архитектуру дворцов и парков, но и истории жизни их обитателей. Неповторимый облик города все время менялся. Сколько было построено за двести лет на земле у озерца Хотчино и сколько утрачено за беспокойный XX век… Город менял имена — то Троцк, то Красногвардейск, но оставался все той же Гатчиной, храня истории жизни и прекрасных дел многих поколений гатчинцев. Они основали, построили и прославили этот город, оставив его нам, потомкам, чтобы мы не только сохранили, но и приумножили его красоту.

Андрей Юрьевич Гусаров

Публицистика
Набоков о Набокове и прочем.  Рецензии, эссе
Набоков о Набокове и прочем. Рецензии, эссе

Книга предлагает вниманию российских читателей сравнительно мало изученную часть творческого наследия Владимира Набокова — интервью, статьи, посвященные проблемам перевода, рецензии, эссе, полемические заметки 1940-х — 1970-х годов. Сборник смело можно назвать уникальным: подавляющее большинство материалов на русском языке публикуется впервые; некоторые из них, взятые из американской и европейской периодики, никогда не переиздавались ни на одном языке мира. С максимальной полнотой представляя эстетическое кредо, литературные пристрастия и антипатии, а также мировоззренческие принципы знаменитого писателя, книга вызовет интерес как у исследователей и почитателей набоковского творчества, так и у самого широкого круга любителей интеллектуальной прозы.Издание снабжено подробными комментариями и содержит редкие фотографии и рисунки — своего рода визуальную летопись жизненного пути самого загадочного и «непрозрачного» классика мировой литературы.

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Николай Мельников

Публицистика / Документальное