Испуганная блеском факелов, подслеповатая клячонка Раньеро шарахнулась в сторону, мотая головой. Тяжелые холеные кони рыцарей заржали, одна из лошадей вскинулась на дыбы.
– Ах ты жалкая тварь, оборванец! – в ярости крикнул плечистый рыцарь, с трудом удержавшись в седле. Он громко и пьяно икнул. – Ты посмел меня толкнуть, грязный нищий! Ничего, я научу тебя должному почтению. А ну, на колени, бродяга, иначе не сносить тебе головы!
«Когда-то я был таким же, как они, жестоким и безжалостным», – подумал Раньеро.
Он безропотно спешился и встал на колени посреди дороги.
Но и этого показалось мало пьяному гуляке. Он сидел раскорячившись, уперев одну руку в бедро.
Раньеро на миг поднял голову и в свете факела разглядел его лицо. Багровое, с выпученными по-рачьи глазами, оно было омерзительно. Но Раньеро узнал его: это был его самый близкий друг, Джино ди Монари.
«Да, в былые времена мы немало бражничали вместе и вот так же шлялись по дорогам, оскорбляя всякого встречного», – вспомнил Раньеро.
– Теперь извинись перед моей лошадью! – под одобрительный смех рыцарей приказал Джино ди Монари. – Ты ее напугал своими вонючими лохмотьями. Ну-ка, поцелуй стремя моего коня и скажи: «Благородный скакун, прости меня, я не стою твоего хвоста!» Что медлишь? Я жду!
«А ведь меня посвящал в рыцари сам император, – сказал себе Раньеро. – Но я стерплю все унижения, лишь бы они не погасили мою свечу!»
– Благородный скакун, прости меня, я не стою твоего хвоста, – тихо проговорил он и поцеловал блеснувшее в свете факелов золоченое стремя.
Но смиренная кротость нищего только пуще распалила пьяного рыцаря, и, когда тот встал с колен, Джино ди Монари с маху ударил его кулаком по лицу.
И тут случилось то, чего Раньеро опасался больше всего.
Тощий, высохший, как стручок, Раньеро отлетел на несколько шагов. Свеча выпала у него из руки, и он упал прямо на нее. Раньеро тотчас же вскочил, но пламя свечи погасло.
Видно, рыцарям прискучило издеваться над безответным бродягой, они повернули коней и с хохотом поскакали назад. Исчезли всполохи огня на скалах, стихли наглые грубые голоса.
Раньеро остался один на дороге с погасшей свечой в руках.
«Боже! Я заслужил это своей нечестивой жизнью…» – в отчаянии подумал он.
И в тот же миг вспомнил о женщине в темном покрывале и о лампаде, которую она зажгла. Но как найти ее?
Раньеро бросился со всех ног по пустынной дороге назад, к городу. Он выбежал на площадь. Ни огонька во мраке. А тут еще месяц спрятался за тучей, окружив ее колючими искрами.
Все кончено, все напрасно… Раньеро огляделся. Спал собор, уходя острыми шпилями ввысь. Спали полные темноты колокола. Вдруг в конце площади мелькнул слабый огонек. Золотистое пламя осветило тонкую руку.
«Я, наверное, сошел с ума! Мне это только мерещится…» – подумал Раньеро.
Задыхаясь, из последних сил он пересек площадь.
– Эй! – крикнул он в пустоту, боясь, что плывущий по воздуху огонек исчезнет.
Но тут он увидел женщину, закутанную в залатанное старое покрывало. Она остановилась, поджидая его.
Раньеро трясущимися руками зажег свечу от ее лампады.
– Где ты зажег свою свечу? – тихо спросила женщина. Она положила пальцы на губы, словно хотела изменить свой голос.
– У святого Гроба Господня, – еще задыхаясь, ответил Раньеро.
– Тогда знаешь, как назвать это пламя? – Голос женщины неожиданно зазвенел. – Его имя – кротость и любовь к людям!
Раньеро безнадежно рассмеялся.
– Что-то прежде кротость и любовь к людям не слишком занимали меня…
Он хотел поблагодарить женщину, но она незаметно исчезла в тени собора.
Раньеро искал взглядом огонек лампады. Эта женщина чем-то напомнила ему Франческу дель Уберти.
«Наверное, для Франчески наша любовь была тем же, чем стал для меня этот маленький священный огонек, – неожиданно подумал Раньеро. – Боже мой, эта свеча словно осветила всю мою жизнь, и я заново вижу ее! Теперь я понимаю, почему Франческа ушла из моего дома. Она хотела сохранить свет нашей любви и все время опасалась, что я своей жестокостью погашу его…»
Раньеро проехал каменистой дорогой между крутыми скалами. Свеча еле освещала ему путь. Но едва он выехал на равнину, его ослепил рвущийся к небу столб огня. Горела бедная хижина, крытая соломой.
– Помогите, бога ради, помогите! – услышал он надрывающийся женский голос.
Перед горящей хижиной металась старая женщина в наскоро накинутой одежде. Старуха казалась черной и обугленной – так ослепительно горела деревянная лачуга.
– Мой Паоло! Мой бедный муж… Он сгорит! – женщина в отчаянии ломала руки. – А соседи спят и не слышат…
Она бросилась к Раньеро, но тут же со стоном разочарования отшатнулась от него.
– Ты слаб и бессилен! – простонала она. – Неужели никто не придет мне на помощь?
«Раньше я одной рукой поднял бы старика», – подумал Раньеро.
Он соскочил с лошади, воткнул свою горящую свечу в рыхлую землю и бросился в пылающий дом, не заметив, что при этом вспыхнул и загорелся край его старого плаща.