Рыцарь-разбойник

Среди новых нищих солдатских домов скалой возвышался новый строящийся дом.

«Домишко какой-никакой построю при церкви, чтобы господина не стеснять», – говорил брат Семион епископу Маленскому, когда деньги клянчил на церковь, притом смиренно закатывал глазки к небу. И «домишко какой-никакой» получался солидным: в два этажа, каменный, с подвалом, а размерами он был больше, чем дом самого господина Эшбахта. Находился новый дом в удобном месте, на въезде в деревню. И под него монах просил отдать хороший участок в четыре десятины. Наверное, и дворик планировал.

Волков остановил коня и стал смотреть, как суетятся на строительстве приезжие мастера и кое-кто из солдат. Брат Семион был тут как тут, издали поклонился господину и поспешил к нему. Не иначе как деньги просить собирался. Он все монеты Волкову отдал на хранение и теперь, как надобность возникала, приходил за ними. А больше кавалер его и не видел последние дни. Очень увлекался брат Семион, пока строил свой «домишко какой-никакой».

– Благослови вас Бог! – сразу начал монах.

Все одеяние его было грязным. Немудрено, денно и нощно он пропадал на стройке.

– Здравствуй, монах.

– Сегодня стропила взялись тесать для второго этажа, а получается, что не хватит двух. Архитектор, оказывается, на амбары к реке два бревна забрал, не хватало ему. Опять в город ехать надо, – пожаловался брат Семион. – Да еще архитектор говорит, что на второй этаж уже покупать надо и на крышу еще. А еще печника вызывать пора, пока крышу не поставили, чтобы трубы для печей и каминов выводить.

– И много у тебя печей да каминов будет? – удивлялся Волков, у него-то в доме всего одна печь была, она же и камин, и плита кухонная.

– Нет, – скромно отвечал монах. – Печь кухонная да камин на первом этаже, ну, и печь на втором.

– Вижу, ты размахнулся, – покачал головой Волков и тронул коня. – Церковь-то на что будешь строить?

– Авось, Бог не оставит, – уверенно сказал монах и пошел с ним рядом. – Вы, господин, дайте мне еще сто двадцать шесть талеров на текущие нужды. Думаю еще и черепицу завтра оплатить, пока наши солдатики за нее много не просят.

Волков все записывал, что монах уже взял из денег, что ему епископ на церковь дал:

– Ты уже шестьсот двадцать талеров взял. На что храм строить станешь?

– Найду, господин, найду, – обещал ушлый монах, помахивая рукой. Мол, не волнуйтесь вы, не волнуйтесь.

– Чувствую я, что храм Эшбахта будет меньше твоего дома, – усмехнулся Волков, а сам подумал: «Если, конечно, поганые горцы сюда не придут и не спалят тут к чертям и церковь, и дом. И все дома и строения, что тут только есть».

Людей, скот, скарб какой-нибудь он намеревался увести, унести, но дома-то с собой не заберешь. Эти собаки горные все спалят, если придут. А еще он подумал, что если горцы к нему не доберутся, то домишко он у монаха заберет, к чему нищенцу божьему дом, который лучше хором господина?

Вот на церковь ему денег не хватит, Волков ему средства даст, а взамен заберет новый каменный дом. Пускай в старом, в бревенчатом, живет. Монаху и старый дом неплох будет. А пока… Пусть строит.

* * *

Госпожа Эшбахт сидела за столом с госпожой Ланге. Обед уже был, так, видно, они ужин ждали. От скуки за вышивание взялись. Волков и монах поздоровались вежливо, пошли на второй этаж, отперли сундук, стали деньги считать, записывать расходы.

– Вы тут, экселенц? – появилась на лестнице голова Сыча.

– Тут, иди сюда! – позвал Волков и захлопнул сундук.

Брат Семион спрятал деньги под подрясник, за пазуху. Он хотел уйти, но Волков сделал ему знак, чтобы тот сел рядом. Волков подумал, что брат Семион пригодится и в этом деле, этот хитрый поп всяко умом и знаниями не обделен, а в хитрости может даже Сыча превзойти.

Монах послушно опустился на стул. Кавалер присел на кровать, на край, удобно вытянул ногу.

Сыч поднялся в покои, кивнул монаху и кавалеру, уселся на сундук, поглядывая то на одного, то на другого, не понимая, что ему делать.

– Говори, Фриц, что узнал, – потребовал Волков.

– Говорить? То есть… все говорить? – засомневался Сыч и покосился на монаха.

– Все говори, – твердо сказал кавалер. – Пусть брат послушает, может, что предложит.

Монах смотрел на них настороженно, понял, что сейчас станет соучастником какой-то тайны. Лицо его будто заострилось, глаза тоже остры, чуть прищурены: «Еще одной тайны? Не много ли тайн у одного человека?»

Сыч кивнул: «Как прикажете, экселенц» – и с видимым нежеланием заговорил:

– Был я в поместье графа, посидел там в трактире, и на конюшне побыл, и на складе побыл, говорил, что работу ищу. Поговорил кое с кем, отыскал прачку старую, она мне все и рассказала.

– Ну? – Волкову надоело предисловие. Он был мрачен, понимал, что Сыч тянет, потому что знает, что новости господина не обрадуют.

Фриц Ламме вздохнул и произнес:

– В общем, экселенц, товар нам всучили не только лежалый, но еще и порченый.