Рыцарь Стальное Сердце

Так прошло почти два года. Головы детей стали больше, голос Фила стал басовитым, голос Эндрю и Сэма пока не изменился; всё, что видели ребята за прошедшее время — это друг друга, коконы, палату, врачей, медсестер и своих родных. Глядя на них, Бог не раз задумывался: «А не слишком ли я жесток, ведь их ровесники бегают, прыгают, учатся, веселятся? Родители тех, по-настоящему живых детей, заняты обычными хлопотами и просто купаются в счастье, потому что их чада растут, взрослеют, ходят в школу, много болтают и много смеются. Родители больных детей все время как будто придавлены. Они редко улыбаются, они постоянно беспокоятся, для них не существует праздников и выходных — они или в больнице, или на работе, дом для них перестал быть домом, когда его покинули ребятишки без надежды вернуться назад живыми. Почему я такой разный? — продолжал рассуждать Бог. — Почему в одном проявлении я полон энергии, сил, а в другом парализован и единственное место, где я могу разгуляться, — это мысли? Где я настоящий: в сознательной деятельности или в теле? Зачем мне в принципе понадобились тела и весь физический мир? Ах, да, — вспомнил Бог, — у меня же есть замысел. Он скрыт от всего сущего, но всё сущее имеет чёткое направление. Человек — не вершина моего творения, потому что человек — это всего лишь часть замысла и в нём не больше смысла, чем в одном единственном атоме, но и не меньше. Человек — часть того, что я задумал. Человеку только кажется, что он равен мне. Впрочем, равен, если стоит выше своих желаний и управляет своими чувствами; равен, так как я наделил его творческими способностями, то есть научил создавать нечто видимое из невидимого, то есть творить из мысли осязаемый образ; равен, если признаёт мое превосходство и не сопротивляется моему замыслу о нем; равен, если сам, без моей помощи при жизни становится бессмертным, отказавшись от всего тленного и приняв за главное идею любви; равен, если постоянно меняется; наконец, равен, если воспринимает рождение и смерть как две тождественные вещи, по сути не отличимые друг от друга, но отличимые по внешним признакам. Воспринимать внешне — скорее проблема для человека, чем его отличительная способность от всего, что им не является…» Богу надоело рассуждать, потому что конкретно про Сэма, Фила, Эндрю и миллионов других детей он мог сказать только одно — «люблю» и «вы, люди, попробуйте это понять». Да, ничего другого сказать Бог не мог и тихо ждал, пока его замысел станет понятным для тех, кого считали несчастными.

Глава 2

Лечащий врач Сэма, мистер Дэн Тейлор (кстати, кроме лечебной работы, он был еще и заведующим отделением) назначил его родителям встречу на тринадцать ноль-ноль. Миллеры пришли в тринадцать ноль-пять, но помощница дока попросила подождать. Тому было множество причин: утром к мистеру Тейлору явилась толпа ординаторов, и их надо было распределить по врачам. В полдень позвонил директор больницы и попросил Дэна подготовить отчетную документацию за истекший месяц. В час дня к заведующему зашел инженер по оборудованию и они говорили о чем-то не менее тридцати минут. Из-за двери не было слышно слов, но хорошо была слышна интонация, с которой произносились слова, проще говоря, инженер и заведующий отделением кричали на друг друга. Вышли они одновременно: инженер с красным лицом, заведующий, наоборот, с бледным. Только помощница хотела пригласить родителей Сэма на приём, как откуда ни возьмись возникла расфуфыренная тетка, жена мистера Тэйлора. Он говорил с ней спокойнее, но тоже с неодобрением. Наконец, в четырнадцать пятнадцать Боб и Джина Миллеры расположились в креслах напротив человека, который занимался здоровьем их сына последние восемнадцать месяцев. Помощница предложила родителям Сэма кофе, Джина отказалась, Боб принял из ее рук чашку горячего ароматного эспрессо.

Дэн Тэйлор долго не начинал разговор — он копался в каких-то бумажках, читал их, хмурился, рвал, брал другие, снова читал, снова рвал. Первый его вопрос весьма удивил Миллеров.

— Так зачем вы пришли? — спросил мистер Тейлор.

Джина вежливо объяснила, что он сам пригласил их на разговор.

— Да, конечно, вспомнил док, — я хочу, чтобы вы забрали Сэма домой и научили его лягушачьему дыханию. Он достаточно окреп, у него получится.

— Какому дыханию? — в один голос переспросили Боб и Джина.

— Суть вот в чём. Сэм набирает воздух в рот и языком проталкивая его вниз в лёгкие — это по научному называется глоссофарингеальное дыхание. Так дышат, например, фридайверы. Это работает.

— О᾽кей, — прогудел Боб, — пусть его научат здесь! И, кстати, что даст ему такое дыхание?

Джина поняла, что всё не так просто, и свою догадку она выразила вопросом: — Док, объясните в чём проблема? Ведь проблема есть, иначе бы нас не вызвали.

— Милая, — Боб соображал медленнее, — проблемы нет, видимо, мы что-то должны больнице и от нас хотят избавиться.