Рыцарь Стальное Сердце

Первым делом военный увидел беспрерывно вздыхающий и стонущий кокон. Из кокона торчала голова юноши с двух-трехдневной щетиной на щеках.

— Сынок, — сказал офицер, — будь любезен, встань.

— Не встану.

— В таком случае это уже не просьба, а приказ, — рявкнул военный.

— Все равно не встану, — рявкнул в ответ Сэм.

Человек в форме растерялся.

— Мне приказано передать тебе повестку. Завтра в 6.00 за тобой заедет автобус. Советую к этому времени оторвать свою задницу от…от…, -военный замешкался, не зная как назвать кокон…, — от трубы, — выдал наконец он, — привести себя в порядок и немного поесть, чтобы во время поездки не пришлось останавливаться ради твоей блевотни.

На шум голосов вышел Боб.

— Сэр, вы отец Сэма Миллера? — военный был наредкость прозорлив.

Боб кивнул.

— В таком случае, позаботьтесь, чтобы к завтрашнему дню парень был готов отправиться к месту службы. Я вижу, он любит поспать. Во Вьетнаме его отучат от этой скверной привычки.

Боб, Джина, Сэм весело рассмеялись. Сэм сквозь смех пообещал: — Во Вьетнаме я вообще не буду ложиться, — и семья снова громко расхохоталась.

Военный покраснел, швырнул повестку на стол и собрался уйти. Родители Сэма предложили ему прежде поговорить в столовой. Там офицер узнал, что Сэм, увы, не может ходить, не может дышать и жизнь его зависит от мотора и герметичной барокамеры.

— Да, но почему же вы сразу не сказали? Почему в канцелярии ничего не знают? Почему мне приказали вручить эту грёбаную повестку? — военный выглядел очень растерянным. — Прошу прощения за недоразумение. А я-то думал, вы просто издеваетесь надо мной, думал, может, парень в домашнем солярии лежит или он йог какой-нибудь особенный. Прошу прощения за беспокойство.

Человек в форме ушёл, а семья Миллеров еще долго вспоминала как Сэма чуть было не забрали в армию, да не просто в армию, а еще и во Вьетнам хотели отправить, будь он неладен, этот Вьетнам и эта никому не нужная война.

Глава 4

Сэм, как и все молодые люди в Америке хотел независимости и был уверен, что рано или поздно сможет сам оплачивать все свои счета. Дело оставалось за малым: получить высшее образование и вместе с ним профессию. Лучше всего у Сэма (по его мнению) получались три вещи: думать, запоминать, говорить. Да, он неплохо рисовал, но стать художником означало рисовать с утра до вечера, а такое времяпрепровождение Сэма нисколько не прельщало. К тому же художники должны писать с натуры, работать с моделями, искать виды, о, нет, в академию живописи Сэму путь был заказан. Далее. Сэм умел петь. Певцы-карлики встречались в истории музыки, певцы с парализованной диафрагмой — нет, нет, нет, такое на ум не придет даже фантасту. Литература? Вряд ли. Писатели — это кладези впечатлений, у них прекрасно развита фантазия, образное мышление, они дни и ночи проводят за печатной машинкой. Сэм писал стихи. Сэм написал сценарий — маловато для поступления в литературный институт, и еще вопрос, будут ли люди платить за его книги, кто знает, что там на уме у этих современных читателей. Нет, определенно, стать писателем не вариант.

Поразительно, сколько здравомыслия было у Сэма. Возможно, физические ограничения помогали ему не очаровываться самим собой и трезво смотреть на мир.

Точные науки? Сэм понимал кое-что в физике, математике, химии. Копать глубже ему не хотелось, не чувствовал он в себе такой тяги к этим предметам, не видел он себя физиком-теоретиком или Менделеевым, которому во сне сняться таблицы.

Иностранные языки? И что с ними делать? Переводить книги? Скучно, долго и опять нужна печатная машинка. «Боже, помоги, я требую, мне надо»,

— так молился в те дни Сэм. Бог внял его молитвам. Выглядело это так. По телевизору показывали сериал про адвоката Джона Уэйна. Сэм смотрел фильм вполглаза, но всё-таки смотрел. Джон Уэйн занимался уголовным правом и гражданским. Суть его работы сводилась к встречам с клиентами (клиенты сами приходили к нему), знакомству с документами (клиенты сами их приносили, некоторые он получал по почте), к выступлениям в суде (Сэм вполне мог выступать, если его привезти в зал) и к получению гонораров. Гонорары Джой Уэйн получал разные: иногда сотню, другую долларов, иногда десятки тысяч долларов, всё зависело от дела и от того, кого он защищал. Джон Уэйн блестяще говорил, блестящим речам предшествовал сложный мыслительный процесс, основой для которого была память. Проще говоря, адвокат, как и Сэм, запоминал, думал и говорил.

— Эврика! — закричал Сэм.

На крик прибежали родители.

— Эврика! — повторил он. — Я буду юристом. Это мое.