Пару раз по случаю я прогуливался в Коридоре Зеркал, вдыхая запахи ароматизированных свечей, иногда подсознательно ощущая присутствие среди изображений чего-то, что мгновенно исчезало при более пристальном взгляде. Я чувствовал пьянящее очарование этого места, но никогда еще не пробуждал его дремлющих духов. Быть может, и хорошо, что не пробуждал. Никто не знал, чего ожидать в таком месте; по крайней мере, так мне однажды сказал Блейс. Ввергают ли тебя эти зеркала в неведомые царства Тени, гипнотизируют ли тебя, вызывая странные грезы, швыряют ли тебя в чисто символические сферы, декорированные начинкой твоего подсознания, играют ли со зрителем в злые или безвредные игры умов — все это одновременно, или что-то одно, или вообще ничего из этого — Блейс не был уверен. Но чем бы этот коридор ни был, безобидности от него ожидать не следовало, так как в этом сверкающем проходе время от времени находили воров, слуг и посетителей мертвыми или ошеломленными и бормочущими, частенько на их лицах были весьма необычные выражения. Почти всегда приблизительно в дни солнцестояний и равноденствий — хотя могло это случиться в любое время года — этот коридор смещался сам на новое место, иногда просто пропадал на время. Большинство наших обычно относились к нему с подозрением, остерегались, хотя он мог столь же часто вознаграждать, равно как и вредить, или предлагал полезные знамения и озарения с такой же готовностью, как и лишающий присутствия духа жизненный опыт. Трепет возбуждала именно эта неопределенность и неуверенность в исходе.
Мне говорили, что иногда Коридор словно искал определенного человека, чтобы принести свои сомнительные, двусмысленные дары. В таких случаях опаснее было отвергнуть, чем принять приглашение, — по крайней мере так рассказывали.
— Уф, кончай, — сказал я. — Сейчас?
По всей длине коридора танцевали тени, и я уловил дыхание пьянящих тонких свечей. Я двинулся вперед. Зайдя за угол, я вытянул руку и похлопал по стене. Фракир не шелохнулась.
— Это Мерлин, — сказал я, — и в каком-то смысле я сейчас занят. Ты уверен, что не хочешь отражать кого-нибудь другого?
На мгновение ближайший язычок пламени показался мне призывающей огненной рукой.
— Вот дрянь, — прошептал я и шагнул вперед.
Я вошел, и не было никакого ощущения перехода. Длинная, с красным узором дорожка покрывала пол. В лучах света, мимо которых я проходил, кружились пылинки. Рядом с самим собой был я в различных видах, мерцающее пламя устроило арлекинаду с моей одеждой, трансформируя в танце теней мое лицо.
Проблеск.
На миг показалось, что из небольшого длинного и оправленного в металл овала на меня глянуло суровое лицо Оберона — конечно, это легко могло оказаться как игрой света, так и тенью его покойного величества.
Проблеск.
Готов поклясться: слева из прямоугольника ртути, оправленного в керамические цветы, на меня, вывалив язык, злобно покосилась анималистическая пародия на мое собственное лицо, а когда я повернулся, то лицо быстро очеловечилось, дразня меня.
Иду. Звуки шагов приглушены. Дышать немного трудно. Я гадал, вызвать мне Логрусово зрение или лучше попробовать нечто подобное посредством Образа. Хотя мне не хотелось делать ни того, ни другого — воспоминания о самых гадостных аспектах обеих Сил были еще слишком свежи. Я был уверен, что со мной вот-вот что-то случится.
Я остановился и осмотрел зеркало, которое, как я подумал, должно быть отведено для меня, — оправленное в черный металл, с инкрустированными серебром различными знаками магических искусств. Стекло было пасмурным, как будто духи уплыли из поля зрения в его глубины. Мое лицо выглядело более худым, черты его — более тяжелыми, и, кажется, едва заметные багряные нимбы мерцали в зеркале вокруг моей головы. В этом изображении было нечто холодное и неопределенно-зловещее, но, сколько я ни смотрел в него, ничего не происходило. Никаких посланий, озарений, изменений. На самом деле, чем дольше я смотрел, тем больше все эти драматичные штришки казались лишь обманчивой игрой света.
Я зашагал дальше, мимо проблесков неземных ландшафтов, экзотических созданий, намеков на воспоминания, картинок, чуть ли не вытянутых из подсознания умерших друзей и родственников. Что-то из водоема даже махнуло мне кочергой. Я помахал в ответ. Уцелев после столь недавнего и болезненного похода через мир меж теней, я не боялся этих странностей и возможной угрозы, хотя в другое время меня бы это напугало. Мне показалось, что я заметил виселицу, раскачиваемого сильным ветром повешенного со связанными за спиной руками и над ним — небо Эль Греко.
— У меня выдалась пара тяжелых дней, — сказал я громко, — и ни малейшего признака конца невзгод. И вроде как я спешу, если, конечно, понятно, о чем я говорю.
Что-то врезало мне по правой почке, я крутанулся волчком, но там никого не было. Затем я почувствовал на плече руку, поворачивающую меня. Я тут же подчинился ей. Опять никого.
— Прошу прощения, — сказал я, — если этого здесь требует истина.