Рыцарь умер дважды

Последнее бросил Злое Сердце, проходивший мимо с несколькими связками трав и зачем-то остановившийся. Черные глаза встретились с глазами матери, и та быстро потупилась, занавесилась густыми волосами. Я же глянул на шамана в упор и удержал за подол.

— Почему? Откуда тебе знать?

Он уставился на мою руку: я не смел касаться священного одеяния, расшитого перьями. Казалось, он ударит; таких, как я, не воспрещалось призывать к должному почтению. Но Злое Сердце только усмехнулся, освободил ткань из пальцев и — душа ухнула от ужаса в пятки — потрепал меня по волосам широкой, жесткой, пропахшей золой и снадобьями ладонью.

— Таков закон жизни: рано или поздно чужой среди чужих становится врагом, сколько бы ни спасал прежде. И лишь у немногих следующий виток пути — воскрешение; большинство просто уходят, долго и мучительно, порой в них вбивают гвозди. Не ходи к чужим, мальчик. Никто ведь не помешает им распять тебя.

— Мэчитехьо! — в голосе матери зазвенел вдруг гнев. — Не смей пугать его!

Рассмеявшись, шаман удобнее перехватил травы и пошел прочь. Его черные волосы и вышитая красными нитями одежда развевались, ветер пел в пустотах черепа, украшающего голову. Весеннее солнце тускнело на лезвии каменного ножа — того, которым, по слухам, Злое Сердце отнимал время убитых зверей и забирал себе. Я поглядел вслед и отвернулся; что-то заставило тряхнуть головой, сбросить касание, добродушное, но будто ядовитое.

— Не задавай ему вопросов. — Дрожащей рукой мать стесала кусочек дерева, лицо младенца вышло болезненной гримасой. — Никогда не задавай вопросов колдуну, слышишь? И не подходи к нему! Он многое знает, но знания те — к беде.

И я послушался, хотя Мэчитехьо — не колдун, а шаман — и не мог причинить мне вред. Послушался, потому что был маленьким трусом, а человек этот порой странно на меня смотрел, сидя у костра. Но жестокие мудрые слова пустили корни в памяти и вспыхнули сейчас. «Таков закон жизни» — и этому последнему закону отец меня не научил. Пощадил, веря: переломит, да только не переломил. Я — враг. Но мое спасение не среди смеющихся черепов, а там, куда по следам страха и гнева крадется пламя. Там же, где и моя смерть.

Нужно только решиться, подняться. Ведь больше никто не подаст мне руки.

Но я поднимусь. И я знаю, чей голос вернет мне меня.

7 ЗОВ ЧУДОВИЩ

[ЭММА БЕРНФИЛД]

Чужие доспехи — пластины чешуи, нашитые на плотную ткань, — тяжелее, чем показались впервые. Тогда я пересекла в них лес, и спаслась от сковывающей траву ледяной волны, и даже забралась на мангуста. Но я не представляла, каково носить их часами, и бежать, хотя они тянут вниз, и тем более — драться. Ведь чешуя, весящая не меньше десяти фунтов, — ничто без оружия, такого изящного с виду, с искусно черненной рукоятью… и такого неподъемного. Но я привыкла. Удивительно: мне не понадобилось много времени. Оровиллской недели, умноженной на ход времени в Зеленом мире, хватило; теперь я без труда поднимаю меч. Меч моей Джейн.

А наставник моей Джейн улыбается, хотя глаза как всегда пусты.

— Ты многому научилась, Эмма.

И он склоняет передо мной голову. Я не только отразила его удар, не только не пропустила подсечку, но и атаковала сама. По щеке Меткого Выстрела стекает темная кровь.

— Нет. — Борюсь с желанием протянуть ему платок, вспоминаю, что нынешнее одеяние даже без кармана для платка. — Вряд ли…

— Это было правдой, уже когда ты решилась, Эмма.

Он вытирает лицо кончиками пальцев. Я опускаю глаза.

— Что ж. Мне пора. Одежду я сегодня заберу с собой, Вайю.

— Почему?..

— Время приближается. Не спрашивай более ничего.

Наставник Джейн — мой наставник — кивает. И мы идем прочь.

…Я вернулась сюда наутро после того, как дала вечно живому и вечно мертвому неосторожное согласие. Я проплакала всю ночь, то представляя, как мучительно нас с доктором убьют в Лощине, то воображая оскверненное тело Джейн. Я все время вспоминала: самого Эйриша не будет с нами, не будет никого. Надежда на воскрешение зыбка, светоч боится, что волшебство одной раны не сработает, и потому скрывает помыслы от всех, кто мог бы нас сопроводить. Это не было важным, когда вести доктора к Саркофагу предстояло Джейн — сильной и смелой. Но Джейн нет, есть только я. Я и человек, способный спасти тех, кем дорожила моя бедная сестра. Его жизнь бесценна. Я должна защитить и его, и себя.

Поэтому в то утро я вновь, преодолевая ужас, склонилась над водой. Шепнула Зеленой Леди: «Я вернулась», а на Той Стороне отчаянно шагнула под душную лесную сень. Я боялась встретить людей Мэчитехьо или вовсе его самого, но мне повезло: я наткнулась на старушку с «луковой» прической, ту, что носит на запястье лоскут платья Джейн. Я попросила: «Приведи Вайю. Это очень важно. Никому ничего не говори, молю». Я положилась на то, что старость мудра и бережет тайны, доверилась слепо, но не зря. Вайю пришел. И я сказала ему:

— Научи меня драться.