Рыцарь умер дважды

…Он рассказывает — глухо, но горячо, скупо, но лихорадочно. Как встретил сестру, как они обрели друг друга, как преодолели вражду, длившуюся много лет. Как Джейн не стало, как он вырвал ее душу, не дав ей улететь слишком далеко, и украл тело, а прежде нашел Саркофаг Творения. Как молился. Как дважды приносил вечно живой и вечно мертвой кровавые жертвы и как потерял всю надежду, кроме…

— У нее на боку, ниже ребер, — шрам. Когда я спросил, откуда, она рассмеялась и сказала, что это — первая ее рана, что оставлена она ножом доброго человека и что такой же, продолжение, — у тебя. Вы начали срастаться в утробе матери, но срослись лишь кожей, немного, и вас сразу разделили. Это правда?

Он смолкает. Рука, помогавшая мне стоять все это время, сейчас впервые дрогнула. Я киваю, отстранившись, отступаю к столу. Два голоса звучат теперь в моей голове, звучат как один. Он и она ищут друг друга во мраке. А я не понимаю, не мертва ли я сама.

— Да, — за меня говорит, кажется, кто-то чужой. — Да, мы делим с Джейн одну рану, а нанес ее тот же, кто воскресил светоча. Я знаю, чего ты хочешь, вождь. Знаю.

И… спасибо, что отнял камень. В пещеру я шагну сама.

Я смыкаю пальцы на лезвии меча, — чтобы выступила кровь, чтобы с силой хлестнула из каждого пореза. Снова, в несколько стремительных шагов, я приближаюсь к Саркофагу, опускаюсь на колени и вдавливаю в камень распоротую ладонь. Обезьяна жадно впитывает каждую каплю, мерцают яростным космосом ее зеленые глаза.

— Прими… — шепчу я, склоняя голову. Ниже. Ниже. До самого пола.

Прими жертву, Страж. Примите, все, кто держит ее в плену. Верните мне мою сестру.

[ЭЙРИШ СВОЕВОЛЬНЫЙ НРАВ]

Я с рычанием мечусь и, наверное, напоминаю зверя. Ни Мильтон, ни жрица не решаются приблизиться, лишь глядят на меня с разных концов поляны: девчонка, так и не вставшая, потирает колено, а все силы моего друга, кажется, уходят на то, чтобы держаться на ногах. Его шрам кровоточит, хотя мой давно перестал. Это немного отрезвляет: приблизившись, я провожу ладонью перед встревоженным лицом Мильтона. Рассеченная кожа стягивается, остается лишь знакомый розоватый рубец. Мильтон болезненно морщится.

— Прости. Я забылся, док.

Досадливо опускаю глаза. Я не только напугал этих двоих, но и потерял время. Я должен был броситься за Мэчитехьо, и нагнать, и напасть, — может, я даже убил бы его. Но одно осознание: он следил, он узнал о плане и, как прежде, оказался умнее… это пригвоздило меня к месту, захлестнуло дурнотой. Счастье желанного воскрешения обернулось кошмаром слишком быстро. Эмма в плену. Попалась, как точно не попалась бы Джейн! Почему, почему? Если она пострадает, тот, ради кого я столько ее мучил, никогда мне этого не…

— Объясни. — Тяжелые руки Мильтона сжимают мои плечи. — Немедленно, Амбер. Это был он? Ваш вождь?

— Мой враг. — Тщетно пытаюсь понять, что выражает его непроницаемое лицо, столь же тщетно и фальшиво силюсь ободрить, обещая: — Я спасу ее. Я…

— Подожди. — Он легко меня встряхивает, продолжая пытливо глядеть. — Он же забрал ее неспроста. Зачем?

— Плевать! — В нетерпении я отпихиваю его руки. — Плевать, Мильтон. Когда он убил отца, тоже надо было интересоваться причинами? Он… — Догадка заставляет задохнуться в новом приступе злости. — Впрочем, знаю. Знаю, он думает, что иначе я струшу снова сразиться! Эмма — способ заманить меня в Форт, и надо сказать, хороший. Я отправлюсь туда. Сейчас…

— Нет. — Мильтон хватает меня снова, крепче и больнее. — Ты никуда не идешь.

Он должен трястись за свою почти дочку! Должен сам подгонять меня. Должен…

— Да какого дьявола?.. — Я едва выдерживаю взгляд, продирающий до костей.

— Он бы напал сейчас, если бы хотел битвы.

— Он не лишен благородства… — я усмехаюсь, вспомнив «милостивый» бой на ножах. — Картинного. Глупого. Он же издевается, дает время собраться с силами, чтобы…

— «Благородный» вызвал бы тебя на бой вслух. А вместо девочки схватил бы кого-то другого. — Пальцы касаются шрама, продолжения моего. — Равного. Например, меня. Он…

— Ты не знаешь его. — Невольно я повышаю голос и снова освобождаюсь, потираю левое плечо. — Что с тобой, почему ты его защищаешь?!

Ноздри трепещут, как всегда, когда Мильтон задет. Он ведь превыше всего ставит свою объективность. Все так же ровно он возражает:

— Я никого не защищаю, Амбер. Я пытаюсь разобраться, во что ты влез. Как и…

Влез. Я. Мысленно изрыгая проклятья, каких не бросают друзьям вслух, я обрываю:

— Много разговоров, слишком много. А между тем, девчонка…

— Эмма, — хмуро поправляет он. — Ее зовут Эммой. Ты ее не любишь, но говори о ней хотя бы с…

Этот формализм, это занудство! Всегда забавлявшие, ныне они непередаваемо злят. На волоске слишком многое, важное как для меня, так и для него, да хотя бы та, без кого я, как выяснилось, мог обойтись! Что, по сути, Эмма сделала, кроме как съездила в Гридли и чуть не угробила Мильтона этой спешкой? Ах да, попала в неприятности. Теперь я должен вытащить ее любой ценой, желательно с целым скальпом и…