Рыцарь умер дважды

— Жаль.

Он верит или, по крайней мере, оставляет расспросы. Делает пару шагов и, едва покинув тень, надевает широкополую шляпу: защищает от солнца чувствительную к ожогам кожу. Шляпа — черная, невзрачная, — всегда с ним, если не на голове, то болтается на тесьме за спиной.

— Что ж, до встречи. Господь с нами, мисс Бернфилд.

— Господь с нами…

Ларсен пересекает двор, и ему торопливо подводят коня — угольно-черное бешеное животное, с которым долго не мог сладить никто в городе. Сейчас конь смиреннее прихожан, возможно, потому что Ларсен отказался от скверной идеи впрягать его в повозку, купив для общинных целей покладистую кобылу. Этого же зверя забрал себе. Он вообще предпочитает ездить верхом, вот и сейчас быстро расстегивает облачение и аккуратно убирает в седельную сумку, остается в мирской одежде. Сапогам не хватает шпор — и это все, что отличает пастора от любого старателя, законника или «лихого».

Он выезжает за ворота. Неуверенно приподнимаю руку в прощальном жесте, но мне не отвечают. Преподобный исчезает среди деревьев, а я смотрю вслед. Мне пусто, по-прежнему плохо. Но все-таки чуть лучше, чем когда нежные лепестки сминались в моих ладонях. Я не удивлена; посетив лишь пару наших служб, невозможно не почувствовать: в Натаниэле Ларсене есть то, что делает его действительно хорошим пастырем. Особая сила. Сила быть опорой.

Его внешние спутники — сутана и Библия. Что за ними, — неизвестно, как неизвестна природа загадочного перелома, отвратившего этого властного, сильного и, в общем-то, довольно жесткого человека от военного дела. Лишь один житель Оровилла, тот, с кем преподобный дружен, вероятно, об этом знает. Но последний индеец Винсент Редфолл бережет секреты. Его упорство не удалось переломить даже моему отцу, способному выведать истину у камня. Не удалось и «немного краснокожей» Джейн.

Я возвращаюсь домой. Лето жаркое, поэтому похороны назначены уже на следующий день. Еще через два я решусь выполнить последнее желание сестры и приду к Двум Озерам, где Зеленая Леди схватит меня и уволочет в Агир-Шуакк. С этого начнется куда больше событий, чем мне покажется.

Ведь легенда о Жанне не закончена. А нет ничего опаснее неоконченных легенд.

И ни тот, кто произнес эти слова, ни я, услышавшая их, даже не предполагаем, насколько страшным будет продолжение.

7 ОДНА СЕСТРА

Путь домой

Если поначалу змеи почти не проявляли враждебности, то теперь взбешены. Как и всякий, кто просыпается в дурном расположении духа, они не рады гостям и не ограничатся вежливым советом убраться. Мы сбиваемся спина к спине, и, кажется, кто бы из нас ни был воином, а кто «неженкой», нам одинаково страшно.

— Эмма, Цьяши, — шепчет Кьори. — Только не делайте резких движений.

— Что тогда? — мрачно интересуется Цьяши. — Нас примут за статуи?

— Они убьют тебя не сразу.

— Здорово!

Цьяши в сердцах потрясает кулаком; жест встречает шипение. Поначалу тихое и сонное, оно теперь почти осязаемо холодит злобой. Колени дрожат. Я едва стою и больше всего на свете боюсь упасть. Случись это — и я немедленно стану чьей-то едой.

— Убери их! — взвизгивает Цьяши, когда одна из кобр бросается на нее. Гибкая Лоза принимает удар клинком, и разрубленная тварь немедля воскресает двумя новыми, поменьше. — Кьори! Убери, ты же можешь!

— Не могу… не могу, мне нужна музыка. Я не освоила еще змеиную речь, это следующий этап моего обучения, и я… я…

Чуткое Сердце оставила попытки починить свирель. Руки опущены, глаза панически округлились. Змеи окружают нас, гибко скользя по мху, и в их перемещениях некая… осознанность? Да, определенно, они прекрасно понимают, что делают, их атака — не слепое желание утолить голод. Они защищают Лощину и того, кто здесь прячется. Осененная этой мыслью, я хватаю Кьори за запястье.

— Позови светоча, пусть он их усмирит! Он ведь говорил с нами из-под земли, он узнал, что мы здесь, без твоей музыки, он…

— Он так силен, когда только-только возвращается из странствий. — Кьори качает головой. — Разговоры быстро утомляют его, он погружается в очарованный сон.

— Иными словами, он бесполезен! — раздраженно бросает Цьяши, и змеиная жрица даже ее не одергивает. — Еще идеи? Может, вытащим обратно тот труп? Они могут отвлечься на него!

Оборачиваюсь. Змеи, сползающиеся все теснее, преграждают путь к зарослям. К тому же я помню: там, среди кустарника и папоротников, тоже дремали гадюки. Не стало ли их больше и не начали ли они уже пиршество? Ведь теплая кровь экилана давно пролилась на мох.

— Не надо. — Кьори, наверное, думает о том же. Она разжимает руку, и обломки свирели падают. — О Звезды… я неумеха! Чистокровные жрицы к моему возрасту знают язык змей! А я…

— Если разобраться, виновата она, — киваю на Цьяши. Ситуация не располагает к ссорам, но я не могу больше слушать эти причитания. — Кто наступает куда попало?

— Ну ты! — вспыхивает Гибкая Лоза. — От тебя вообще нет проку! Эй, Кьори, а давай кинем змеям ее? Может, успеем убежать?