Рыцарь умер дважды

Истерзав друг друга, мы поклялись в верности и решились положить конец войне. «Все наладится», ― так ты говорила, в последний раз отнимая у меня свои ладони и отступая от Исполинов. А потом ты умерла, Джейн. Моя избранная, моя судьба, моя невеста.

Ты умерла, но я верю: как воскресали герои наших легенд, вернешься ты. Не для тебя ли чужие боги сотворили Саркофаг, из которого вышла некогда первая женщина, вслед за мужчиной, вышедшим из другого? Я нашел его. Я наконец его нашел, в самых черных подземельях Форта. Отчаяние пройдет, ведь мне остается лишь ждать, ждать твоего пробуждения. Спи в холодном камне, моя Джейн. Спи.

…И не доброе ли знамение, что мертвые губы, которые я сейчас целую, кажутся мне чуть потеплевшими?

Часть 3 Щит расколот [Шепот Линча, плач Иуды, крик Джульетты]

Но почему мы клонимся без сил,

Нам кажется, что кто-то нас забыл,

Нам ясен ужас древнего соблазна,

Когда случайно чья-нибудь рука

Две жердочки, две травки, два древка

Соединит на миг крестообразно?

Н. Гумилев. «Потомки Каина»

1 Исповедник [Натаниэль Ларсен]

«…И еще… я полюбила мужчину, преподобный. Полюбила, а он полюбил меня, хотя мы бились друг против друга. Мы не разделяли ни веру, ни цвет кожи. Он… совсем другой. И он не здесь. Он очень-очень далеко и теперь будет думать, что я… я предала его, не вернулась. Но я ― его нареченная! Я… я… я люблю его, слышите? Наш союз освящен небом, богами, Богом, всеми, кто мог его освятить. А он… он… преподобный, помолитесь о нем, помолитесь, ведь жизнь его вечна, когда, когда же он придет ко мне? Преподобный… скажите, а что в Раю? Скажите, простит Господь иноверца, если тот возлюбит чужой народ, если спасет врагов своих страждущих? Простит блудную дочь, если проливала кровь, если разделяла ложе до брака, если все вокруг отравляла ложью? Простит беглянку? Я ведь беглянка, преподобный. Озера… озера… я не знаю, что по ту сторону неба, но знаю, что по ту сторону воды. Отпустите мою руку, преподобный, отпустите…

Отпустите, она холодная, как озерная вода.

Отпустите, она холодная, как его сердце…»

Я закрываю глаза и в очередной раз позволяю горячечному бреду прошить рассудок насквозь. Упираюсь затылком в стену и плавно перебираю пальцами гладкие бусины обсидиана. Проклятье, стук четок уже не помогает успокоиться. Еще немного ― и я сам сойду с ума.

На смертном одре Джейн Бернфилд сказала намного больше, чем я решился поведать ее семье, Адамсу, даже Винсу, и определенно больше, чем я смог осмыслить. И если поначалу я принял услышанное ― о краснокожем любовнике, о совершенных убийствах, тем более о том, что на дне Двух Озер скрывается что-то кроме ила и подводных трав, ― за бред подступающей агонии, то ныне сомневаюсь. И мне это не по душе.

Первой вехой сомнения были факты, которые я сам напомнил Редфоллу: чистое платье Джейн Бернфилд, ее побег, слова «все должно наладиться». Второй ― похищение тела, так похожее на темный обряд. И наконец, третьей ― поступки ее сестры. Да, Эмма Бернфилд ведет себя странно в последние дни, и рано или поздно нам придется поговорить. Я пойду за ней и устрою, чтобы она точно не избежала встречи. Девчонка словно намеренно выбирает время, когда я занят, но рано или поздно она попадется. Не сомневаюсь.

– Преподобный! Преподобный Ларсен!

От звонкого окрика четки падают из рук. Звук отдается в висках, стискиваю зубы, чтобы не прорвалось неуместное в стенах церкви ругательство. Медленно открываю глаза, так же медленно поднимаю четки. Когда я встаю и выпрямляюсь, гость ― вихрастый мальчишка Чип Блоссом, из сорви-голов, что вертятся близ рейнджеров и мечтают вырасти в таких же дуболомов, ― уже пробегает мимо пустых скамей и неловко замирает подле меня.