Рыцарь умер дважды

– Хм. Боюсь, если я не помогу тебе, дел только прибавится. Отпевание агнцев, усмирение разъяренной паствы, побиение грешников каменьями… в общем, по мелочи.

У меня получается улыбнуться, у него тоже.

– Спасибо. Знаешь… в сравнении со всем этим услышанное мной вчера, ― будто оружейную лавку Глухого Билла ограбила крылатая тварь с птичьей головой, ― кажется образцом здравых показаний. Я даже мог бы это расследовать.

– А это показания самого Глухого Билла? Он же заливает за ворот.

– У нас много кто за него заливает в последнее время…

– Значит, и тварей скоро будет видеть каждый третий. Пора привыкать.

Винс глухо смеется, качая головой, но тут же прижимает палец к губам.

– Ладно. Хватит. Пошли отсюда, тебе надо еще по-тихому убраться прочь.

Прежде чем мы покидаем тюрьму, я оборачиваюсь. Сэм Андерсен продолжает спать, но лицо его искажено страданием, сжаты кулаки. Чьими глазами он видит сейчас сны? И какие?

2 Путь Франкенштейна [Белая Сойка]

Вождь склоняется над очередным воином. Губы едва шевелятся, я не слышу заклинания, но раненого окутывает желтый дым. Постепенно юноша, ― кажется, Острое Перо ― перестает метаться, обмякает на постели, и вот уже молодая целительница Тонкое Деревце торопится со свежей повязкой. Мэчитехьо, сухо кивнув, уступает путь, следует дальше: ему осталось исцелить всего троих. Сознание мутится. Я перестаю наблюдать за Вождем, отворачиваюсь к окну и вижу очередной мелькнувший в воздухе силуэт. Воин, которого я не узнаю издалека, скрывается за башней. Их ― тайных дозорных ― теперь много над Фортом.

Это новый виток войны: недавно, явившись по небу с помощью наших зачарованных перьев, повстанцы открыли стрельбу на улицах. Затем они напали, когда Исполины сдвигали границу Форта на очередные три десятка шагов; под выстрелы попали советники, жрецы и сам Вождь. Наконец, сегодня атаковали замок. Двое «звериных» в первый раз, шестеро во второй, ныне ввосьмером ― все они палили из оружия, увековеченного в преданиях, из дымных трубок. Нам пришлось убедиться: кусочки металла вгрызаются больнее хищных зубов, вспарывают плоть, дробят кости. Такие увечья тяжело лечить даже Вождю. Откуда у дикарей это оружие? Я уже не раз слышал: «от Жанны, коварной Жанны». Но я теперь знаю о Жанне правду, и правда холодит кровь. Нет… те, кто прячется в лесах, сами открыли какие-то двери. И грядет беда.

Сегодняшний штурм мы ― превосходящий отряд! ― отбили только благодаря тому, что Злое Сердце призвал бурю. Повстанцев обожгло молниями и унесло диким ветром, а одного, какого-то молодого ягуара, вовсе расшибло о замковую башню. Вождь велел взять тело в замок, вместо того чтобы сразу сжечь, как подобает поступать с врагами, умершими до казни. По поводу трупа Мэчитехьо отдал некие распоряжения одному из жрецов, и распоряжения эти чем-то обеспокоили старика. Я терзаюсь догадками, особенно в свете недавнего. Раз за разом пальцы сжимают рукоять подаренного ножа, раз за разом хочу раскрутить ее в поисках тайны. Что происходит с Вождем? Что ждет нас?..

– Остался ты, идем. Лучше воинам не слышать криков, ты должен подавать им пример.

Вождь с осторожностью касается моего плеча, и мы встречаемся глазами.

– Я не стану кричать.

– Ты слышал, что здесь происходило. Тебе тоже не отделаться лечащей магией.

– Я ― не они. Я выдержу все молча.

И меня не пугают металлические щипцы, которые Тонкое Деревце прямо сейчас бережно промывает в кипятке и оборачивает бамбуковым полотном, прежде чем с почтением подать Вождю. Я предпочитаю к ним пока не приглядываться.

– Идем, ― повторяет Мэчитехьо. ― Я тобой займусь, пока ты еще держишься на ногах, и пока на них держусь я сам.

Ранение не такое, чтобы я пренебрег собственными людьми и поставил себя вперед, требуя помощи. Но сейчас острая боль дает о себе знать сильнее, и я подчиняюсь почти с радостью. Пуля, засевшая выше локтя, пульсирует, прорастает раскаленным ядовитым семенем. Вместе с дурными мыслями это невыносимо. Усугубляя мою тревогу, Вождь понижает голос:

– Им нужен покой. А нам ― поговорить без посторонних.

Он идет прочь. Следуя за ним, я оборачиваюсь на воинов, меж которыми снует хрупкая целительница.

Я гадаю, сколько их окажется здесь или будет похоронено в следующий раз.

***

Мы покидаем больничную башню, чтобы вернуться туда, где я был не так давно, ― в покои Вождя. Заперты все двери, бесконечна череда ключей и пауков, в которых эти ключи превращаются. Комнаты ― темные, пустые, нетопленые, все, кроме одной.