Рыцарь XX века<br />(Повесть о поэте Абд ар-Рахмане аль-Хамиси из долины Нила)

— Там ты впервые увидел «Ромео и Джульетту»? — спросила Фатин. — Это просто счастье приехать в город своего детства и в том театре, который принес первые радости, первые открытия великого искусства, поставить свои пьесы. Как я буду стараться сыграть с увлечением, вдохновенно! И как хорошо, что музыка, которую ты мне вчера сыграл, позволит создать настроение, подобное золоченой раме для хорошей картины. Поезжай, мой друг! Договаривайся! А я буду готовиться к отъезду.

Аль-Хамиси получил приглашение театра аль-Мансуры показать все спектакли своего репертуара. Перед возвращением в Каир он получил телеграмму, которая его очень встревожила: «Приезжайте немедленно». Телеграмма за подписью горничной была необычна. Он подумал, возможно, Фатин заболела, а горничная, отправляя телеграмму, решила, что может подписаться своим именем.

Тревога не оставляла его всю дорогу. Наконец-то он у дверей своего дома, дрожащей рукой вытаскивает ключ. Он входит в тихий пустой дом. На кухне рыдающая горничная.

Его Фатин, его любовь, его счастье… Все кануло в бездну. Случайно взорвался газ в квартире. Фатин не стало.

Горе поэта безгранично. Не было на свете человека более несчастного, более потрясенного. Как жить? Как жестока судьба! Снова одиночество и печаль — его неразлучные спутники.

Аль-Хамиси простился с подругой своих счастливых дней и закрылся в затемненной комнате. При свечах, перед портретом любимой Фатин он изливал свое горе в стихах. За три дня он написал одну из самых прекрасных книг. «Книга любви» потрясла тысячи сердец. Она вызвала сочувствие страданиям человека и великого поэта.

…Любовь моя осталась сиротой.
Когда навек любимую теряем,
Печален наш удел, — ведь вместе с той,
Единственною, жизнь казалась раем,
Симфонией любви и красоты,
И танцем — тем, в котором мы кружились,
И ритмом — тем, в котором вдруг забились
Два любящие сердца, две мечты.
Весь мир звенел натянутой струной,
Любовь была поэмой небывалой,
Неведомою силою шальной,
Сорвавшею с той жизни покрывало.
Любовь была нектаром и цветком,
Любовь побегом юным прорастала,
Она была Сезанновым мазком
И пеньем птиц…
И вот тебя не стало…

* * *

Я зажигаю памяти свечу
Своей тоской,
И в колебаньях света
Я вижу нашу встречу. И за это
Бесчисленными ранами плачу.
Приди! В своей душе тебя укрою,
Мы станем ночью… облаком… зарею…

* * *

Ты любила безмолвный хорал
Ликования красок и света.
Изумленно на таинство это
Я твоими глазами взирал.
Нет, не умерли краски с тобой,
В них черты незабвенные вижу,
И они помогают мне выжить
Усмиряя саднящую боль.
Нет, не умерли краски,
Живут
В блеске льда и в рубиновых гранях,
Ослепительной вспышкою ранят
И слезами горячими жгут!..

* * *

О Фатин!
Едва лишь из запущенного сада
Седая ночь заученно придет,
С кадильницей свершая свой обход,
Едва пахнет сырых туманов ладан
И память торопливый бред прервет,
Луна моя, судьба моя,
Я жду,
Душистой миррой тело натираю
И лучшие одежды выбираю:
Ведь эту ночь с тобой я проведу.
О Фатин!
Мрак надо мною крылья распростер,
И ждет меня в пути моем унылом
Глухое одиночество — шатер
Отшельника, утратившего силы.

* * *