Рыцарь

– В Кара-Кермен, Ханджар, нам ехать без надобности. Да и не пустят тебя в город, пока Испытание не пройдешь… А прибыли мы в Круг. С того времени, как обосновались в Степи свободные воины, именно на этом месте мы сходимся в поединке, когда ни словом, ни увещеванием спор разрешить нельзя. И все деревья, которые ты видишь вокруг, – это Роща Смирения. Все они в разное время были привезены и посажены бойцами, проигравшими схватку. В назидание иным, слишком самоуверенным воинам. Вот мы с тобой посидим в тени их крон, поужинаем, потолкуем о том и об этом… А на рассвете, коль не передумаешь, милости прошу – в Круг. Вот он, – Медведь обвел рукой обширную поляну, в центре. – Арена правды, вытоптанная ногами спорщиков и политая их кровью. Подсобит тебе Перун-Громовержец, признает достойным – значит, вскоре Роща увеличится еще на несколько десятков деревьев. А нет – сам поскачешь саженец искать… Кстати, тебе же придется высаживать деревья и за тех, кого ненароком убьешь. Так что будь повнимательнее. Казаку, если на ногах устоял, пока не очистится в Роще Смирения, несмотря на раны, ни пить, ни есть не разрешается. А ближайшего леса отсюда не видать. Два-три дня в поисках провести случается. Бывало, и умирали в пути… – Атаман чуть помолчал, а после добавил: – Правда, говорят, что подобное происходит только с теми, кто убил своего соперника умышленно, и Перун посчитал победу лживой.

– Сурово, – оценил дополнительное условие Владивой. – Не боись, атаман, обойдемся без торжественных похорон, но раздвинем границы Рощи Смирения до горизонта.

– Ох и длиннющий у тебя язык, Ханджар, – буркнул Медведь. – И колючий, как шило. Ты б спрятал его подальше, пока не укоротил кто…

– И рад бы, – усмехнулся тот. – Да, как известно, шило в мешке, то бишь во рту, не утаишь…

– Слазь, – махнул безнадежно рукой харцыз, понимая, что переговорить витязя ему не удастся. – Коней достаточно расседлать и стреножить, никуда они отсюда не денутся. А огонь, – ткнул перед собой пальцем, – вона, возле того дубка разожжем. Его много лет тому я сам высадил. Ишь, какой красавец вымахал. Хвала справедливому Перуну – в том поединке я и жив остался, и поумнел изрядно… – Медведь усмехнулся в усы. – Хоть это, судя по моему виду, не слишком заметно…

– Слышь, атаман, – дернул его за рукав Владивой. – Спросить-то тебя что хочу, все время…

– Так спрашивай, – пожимая плечами, ответил тот. – До утра далеко. И поговорить успеем, и выспаться.

– Ты только не обижайся, если не так скажу…

– Да не мнись ты, будто красна девица на базаре, – подбодрил витязя харцыз. – Говори смело, пойму…

– Добро… Интересно мне, отчего вы, харцызы, не самого Создателя чтите, а оружие его привечаете? Как-то странно… Или просто так решили, чтоб даже и верой от других жителей Зелен-Лога отличаться?

– Вот еще, было бы ради кого стараться. Будто нам не плевать, что хранители и венценосные бабы о настоящих воинах думают. И ничего в этом странного нет, – степенно ответил харцыз. – Солнечный диск, который с утра и до заката доступен всем любопытным взглядам, рекомый Ярилой, больше приличествует детворе. Самого Рода, почитаемого повитухами, никто и никогда не видел, значит, он не хочет, чтоб его зря беспокоили – в нужную минуту, на вопли роженицы и плач новорожденного, сам объявится. А Перун – оружие божественное, попусту клинок не обнажает. И уж коль вонзаются молнии в землю, значит, не шуточная битва на небесах идет. Жаль, только мы ничем подсобить не можем. Что б там Островид не говорил. У небожителей свои беды да радости, у нас – свои. Присаживайся, чего застыл? В ногах правды нет…

– Можно подумать, что в том месте, на котором сидим, ее больше, – отшутился Владивой, опускаясь рядом с разгорающимся и уютно потрескивающим костром.

Медведь разостлал на травке чистый рушник, выставил полкаравая хлеба, пару ломтей хорошо прожаренного мяса, полголовки сыра и двухлитровый куманек, плотно заткнутый деревянной пробкой.

– Не боишься, Ханджар? – спросил будто невзначай.

– Ты о чем? – Витязь сразу даже не понял вопроса. А когда сообразил, искренне рассмеялся.

– Атаман, я же не сопливый пацан, впервые взявший в руки крицу. Да и обычаи ваши хоть и суровы, но жизнь берегут. Чего мне опасаться? Что удача отвернется или толкнет под локоток в самый неподходящий момент? Плевать!.. Отлежусь и вновь на своем праве настаивать буду. Вот в нем я, честно говоря, немного сомневаюсь. Слепой отшельник говорил убедительно, спору нет, но…

– Могу тебя успокоить, Ханджар, – вставил словечко Медведь, с усилием вытаскивая пробку. – Батька Островид еще ни разу не ошибся в своих предсказаниях. И коль пророчит он тебе такую судьбу, значит…

Пробка уступила его настойчивости и… оторвалась вместе с горлышком керамической посудины.

– Тьфу ты, напасть, – буркнул харцыз, вытирая с лица капли плеснувшего вина. – Молотком ее заколачивали, что ли? Ну, Ханджар, за твою удачу. Чтоб она тебя завтра не оставляла…