Рыцарь

– Не будь занудой. Не удастся уговорить девчонку, пыльцу испытаю.

– Что, так хороша? – искренне удивился Ксандор. – Ну, добро, как знаешь. Вот тебе ключи от моей синей комнаты для гостей, помнишь еще, где она расположена?

– Безусловно.

Вышемир лукавил даже перед собой. Он запомнил девушку лишь потому, что она влюбленно смотрела на другого. А бездна в его душе шептала, что нет пущего наслаждения, чем возможность отбирать чужое. Ищущий истину поклонился и вышел из комнаты. И только идя по пустой галерее, позволил себе засмеяться.

«Глупая, старая жаба! Как же, стану я таскать для тебя жар из огня. Да чтоб тебя бешеные псы разорвали! Владеть такой возможностью и до сих пор ничего не предпринять? Да я в течение месяца стал бы регентом, если б не кровное родство! Ксандор, Ксандор… Благодарю за науку. Но вдвоем нам не ужиться. И я нанесу удар первым. Клянусь!»

Глава 13

Чем дальше уходили в лес, тем дремучее становились дебри. Могучие вековые дубы и буки, взметнув гигантские кроны на недостижимую высоту, полностью заслоняли густыми кронами небо, и казалось, что движешься под зеленым куполом какого-то громадного шапито. Приходилось спешить. Даже в полдень здесь, в лесу, господствовали сумерки, и, если не успеть на место до наступления вечера, пришлось бы заночевать. В такой темени не то что пути, кончиков пальцев на собственной вытянутой руке не различить. А это – равнозначно упустить разбойников.

Редко когда крестьяне успевали прислать кого-то в замок за помощью. Но уж если им это удавалось, то каждый рыцарь делал все, чтоб отбить захваченных пленников. И дело не в чрезмерном человеколюбии господ. После Моровицы земли Зелен-Лога так обезлюдели, что если разбойные деяния харцызов оставлять безнаказанными, то можно остаться и без крестьян. В отличие от лесных братьев, промышлявших обычным разбоем, степняки слишком часто не только грабили хутора и деревеньки, но и убивали всех, кроме молодых невольниц, которых вместе с награбленным добром и захваченным скотом угоняли в степь, оставляя за собой одно пожарище. Поэтому каждый сеньор считал своим долгом скрестить клинок с харцызами, если те были замечены в его землях. А за голову разбойника было назначено существенное вознаграждение. Но выследить и поймать харцызов удавалось очень редко. Степные ватаги нападали внезапно и, как правило, ночью. Быстро преодолевали вялое сопротивление практически беззащитных, сонных крестьян и столь же быстро убирались за Проход.

Как я и ожидал, на месте лесной деревеньки мы застали лишь дотлевающие срубы. Собственно, иначе и быть не могло. Пока парнишка бежал к замку, пока собрались, пока доскакали, минули почти сутки. Глупо было рассчитывать, что разбойники будут нас дожидаться. Они уж наверняка на полпути к Проходу. Оставалась одна надежда, что перегруженные добычей кони харцызов не смогут двигаться так же быстро, как выступивший налегке отряд стражников. И очень надеяться, что ночью они тоже вынуждены останавливаться…

Остатки домов стояли вкруг небольшой полянки, расширенной вырубкой, с хорошо утоптанной в центре площадкой и двумя обложенными диким камнем кострищами. А на ней в разных местах лежали более полусотни мертвых тел. Мужиков, баб да детишек разного возраста. Кто – уперев застывший взгляд в небо, а большинство – лицом в залитую их же кровью землю.

Парнишка рванулся к погибшим, но я успел ухватить его за плечо, придержав на месте.

– Приглядите кто-нибудь за мальцом…

– Господин сотник, слышите? – прошептал тихо Гладила, который все время держался рядом со мной.

Я старательно прислушался, но ночной лес ничего мне не сказал.

– Что именно?

– Кажись, девка визжала…

– Показалось, наверно. Харцызов уже давно здесь нет. Придется утра ждать. Не видно ни зги. Вели расседлывать.

– Нет, господин сотник, – уверенно возразил десятник. – Я не мог ошибиться, – он даже как бы обиделся немного, а в следующее мгновение резко поднял руку. – Вот, опять. Неужели не слышите?

Я приказал всем замереть и зажать лошадям морды. Стало слышно даже, как бренчат комары, шелестят листья и кряхтят деревья. Минуты потянулись как патока, и, когда я уже почти собрался дать отбой, издалека донесся странный звук. Чем-то и в самом деле напоминающий жалобный вскрик. Но такой далекий, что даже не было уверенности, человеческий ли это голос. Но не использовать этот шанс, пусть невероятный, почти призрачный, я не мог. Глядя на трупы беззащитных крестьян, я чувствовал, как боевая ярость вновь захлестывает меня, как там, в горах… Нет зверя страшнее человека, а еще хуже – человек, озверевший от злобы и потерявший людскую сущность. И нет иного способа защитить жизнь мирных жителей, если не уничтожить взбесившихся псов, всех до единого. Безжалостно и беспощадно.

– Оставить здесь все лишнее! Губан и Таран остаются с лошадьми. Остальные – цепью за мной. Соблюдать тишину. Вперед не соваться.