Помнится, разговоры про Лабрадорскую империю давно смолкли, стоило появиться у них в классе Серёже Катамаранову. Потом ребята стали октябрятами. Началась у них новая жизнь. И тогда она, Клавдия Львовна, успокоилась. Но вот месяц назад к ней в класс вбежала взволнованная, просто даже возмущённая мать Алика Егозихина и обвинила её, Клавдию Львовну, в ужасном просчёте и недосмотре. Она требовала немедленного разбирательства и разоблачения какого-то Тихого Тирана Васи. Оказалось, не какого-то, а именного этого самого Васи Поперечного.
Клавдия Львовна скандалов не любила, просто даже не терпела. Поэтому она, правда, с немалым трудом, уговорила мать Алика и явившегося к ней в тот же день ошарашенного Васиного отца довериться ей во всём.
– Очень и очень вас об этом прошу! – сказала Клавдия Львовна родителям. И они ей обещали, что, раз Клавдия Львовна их так об этом просит, вмешиваться не будут. Но дело оставляют под её, Клавдии Львовны, личную ответственность.
Через несколько дней к Клавдии Львовне наведалась Рита. Она пришла рассказать всё про Димку и про недавнее похищение ЧЕТЫРЕЛАПЫОДИНХВОСТ. И вот тогда-то, в разговоре с Ритой, Клавдия Львовна и призналась ей, но больше себе, в своей ошибке. Сначала, мол, не разглядела, как интересно играл с ребятами Влад, а зато потом проглядела Васю. Вот какая, выходит, на закате её учительской жизни получилась ужасно некрасивая история. Но только бы не мешали ей с этой историей самой разобраться! Только бы не помешали Васе хорошенько самому подумать, самому до настоящей правды дойти.
И не мешали, хотя ждать пришлось всем очень и очень долго. Никто уже и в успех-то не верил.
– Да-да… извини, что ты сказал? Повтори. Я немного отвлеклась и не слышала, что ты сейчас сказал.
– Те деньги, говорю, все истратил… Но вы не думайте, я отдам! Заработаю и отдам.
– Заработаешь, когда вырастешь. А сейчас… вернее, завтра мы с тобой деньги как следует разменяем и ты отдашь всем, у кого брал. Долги надо отдавать. У людей так принято. – Клавдия Львовна зашуршала бумажками.
– Нет. У вас я взять не могу, – сказал Вася. – И заработаю не когда вырасту, а сейчас. Иначе это не считается.
– Как же ты заработаешь? – удивилась его ответу Клавдия Львовна. К такому повороту она явно была не подготовлена.
– Мне один парнишка говорил, что телеграммы разносить можно. Я очень быстро бегаю. Конечно, хуже Влада, но зато быстрее Андрюшки. Я на почте объясню, для чего мне надо.
– Может быть, ты и прав…
– Хорошо, родители ещё не знают. А то крику было бы, шуму… Тогда бы я всем назло ничего не понял. Не люблю, когда орут на меня!
Клавдия Львовна молчала, занимаясь очками. Тёрла, тёрла и без того чистые стёкла.
– Родители твои всё знают, Вася, – сказала она, и очки, описав в воздухе замысловатую кривую, сели ей на нос. – Родителям твоим было за тебя очень стыдно!
– Знают?! – ахнул Вася. – И столько времени молчали? Чего же они ждали?
– Мы все ждали, чтобы ты понял всё сам.
– А вдруг бы я не понял? Ведь мог же не понять?! – испугался Вася. – Тогда бы что?
– Тогда бы… – Клавдия Львовна помедлила с ответом. – Тогда бы все сказали, что я напрасно сорок лет учу детей, что я всю жизнь занимаюсь не своим делом.
– И всё бы это было из-за одного меня? – ужаснулся Вася.
– Но ведь этого не случилось, разве не так?
– Так! Так! – закричал Вася радостно. – По-другому и быть не могло.
После этого разговора прошло немало дней.
Клавдии Львовны уже не было в школе. Она отдыхала от школьных дел на берегу Финского залива в обществе других симпатичных стариков и старушек. Вася расплатился со всеми, кому был должен, и, хотя никто ему не поминал прошлого, не ворошил старое, прежней дружбы он так и не обрёл ни с кем. Дружба, как он теперь понял, оказывается очень хитрая штука: её легко разменять на пятаках и в то же самое время её нигде и ни у кого ни за какие деньги не купишь.
Как раз о дружбе говорила на своём последнем уроке в первом «б» Клавдия Львовна. Её стол был завален цветами. Лицо Клавдии Львовны выглядывало из букетов гвоздик, тюльпанов и пионов. Огромный букет садовых ромашек держала Клавдия Львовна в руках, прижимая к себе.
Все сидели, как всегда, околдованные, слушая её неповторимый, особенный голос, у всех шуршало в ушах ещё непонятное им, но, несмотря на это, всё равно очень и очень грустное:
– ПРОЩАЙТЕ, ДЕТИ, ПРОЩАЙТЕ!
НЕТ, НЕ ПРОЩАЙТЕ, А, НАОБОРОТ, ЗДРАВСТВУЙТЕ, ДЕТИ!
– Учитель ваш, Геннадий Николаевич, пригласил меня зайти в школу, чтобы я поставил последнюю точку в этой непростой истории. Давайте знакомиться: зовут меня Буланов Иван Тимофеевич. Я участник Великой Отечественной войны, имею правительственные награды: ордена Славы всех степеней, одиннадцать медалей. Два раза ранен был. Последнее ранение до сих пор покою не даёт, но, как говорится, не в этом дело.