Рыцари былого и грядущего. Том I

– Нет, я никогда не стану госпитальером, потому что я буду воевать. Я много думал об Ордене всадников святого Иоанна. Интереснейшее начинание – рыцари создали монашеский Орден. Они стали монахами, но остались при этом рыцарями. Это значит, они создали рыцарский Орден, а таковых христианский мир ещё не знал. Их чёрные плащи с былыми крестами – не сутаны. Это рыцарские плащи, хотя и не вызывает сомнений, что госпитальеры – хорошие монахи. Очарование Ордена братьев-иоанитов с тем как раз и связано, что де Торн и де Пюи с друзьями – боевые герои. .

– Боевые герои, возненавидевшие войну.

– Вот-вот. Вместо того, чтобы очистить войну за веру от бесовской грязи, они вообще отвергли войну, как слишком грязное для них дело. А поскольку из войска ушли самые чистые рыцари – война стала ещё грязнее. При этом Орден госпитальеров существует в Иерусалиме лишь благодаря тому, что кто-то за них эту грязь всё-таки разгребает

– Только, ради Бога, друг мой, не говори больше об этом де Пюи. Ты его в могилу сведёшь своей логикой.

– Не буду, не буду. Де Пюи – славный рыцарь, и в душе он всегда останется рыцарем. Но омерзительная резня после иерусалимского штурма сломала его. Его дальнейшие поступки продиктованы не здравым смыслом и не религиозным рвением, а этим сломом. Но мы создадим друзой Орден. Орден рыцарей, которых не сломить.

– А не слишком ли много мы на себя в этом случае возьмём?

– Давай возьмём ровно столько, сколько сможем унести. Ты проследи, от чего я отталкиваюсь и к чему прихожу. Крестоносцы порой ведут себя недостойно и не благородно, не по-рыцарски и не по-христиански. Ни нам, ни госпитальерам это не нравится. Ни мы, ни госпитальеры не можем переделать всё крестоносное войско так, чтобы оно нам нравилось. Даже добрые христиане среди крестоносцев, это порою психопаты, пьянеющие от крови, не говоря уже о том, что среди крестоносцев далеко не все – добрые христиане. Многие пришли сюда не для того, чтобы служить Христу, а для того, чтобы грабить. Нам это не изменить. Войско всегда будет состоять из людей очень разных. До такой степени разных, что, порою, стыдно к этому войску принадлежать. Но на этом наше согласие с госпитальерами заканчивается, потому что их путь – уйти из войска, а наш путь – создать свой отряд, не повреждённый обычным пороком воинов, утопающих в крови.

– Но как же мы его создадим?

– Скажи мне, мы с тобой никогда не будем убивать безоружных?

– Конечно, не будем.

– А неужели ты думаешь, что нас с тобой таких лишь двое на всю Палестину? Постепенно к нам присоединятся рыцари, родственные нам по духу. Это будет особая порода рыцарей. Если другие убивают безоружных, то наша главная задача, напротив – защищать безоружных. Если другие грабят – мы берём себе лишь скромное пропитание. И чтобы никто из нас ничего себе не брал, у нас, как у монахов, будет всё общее. Если другие берут себе женщин, как военную добычу – мы храним монашеское целомудрие. Скажи мне, что тут невозможного? Ведь такие рыцари есть, их надо только объединить под нашим чёрно-белым знаменем. На эту мысль меня натолкнул де Пюи. Его бурный протест против крестоносных бесчинств очень сильно на меня подействовал и заставил искать выход, но не такой, какой выбрал он.

– Да… Его рассказ о море крови в Соломоновом храме веял инфернальной жутью…

– Мы отмоем Соломонов храм! Отмоем молитвенными слезами и боевым потом. Этот храм не будет символом кровавого безумия. Мы сделаем его символом жертвенного христианского бескорыстия.

– Там сейчас дворец короля Балдуина, который, кажется, не очень-то тебя жалует.

– Да я не в обиде на короля. У него сто забот. Ему не разорваться. Мы всё будем делать сами, ни у кого не испрашивая помощи. Король будет только рад. Мы ещё поймём друг друга.

– Вот ещё загвоздка. Даже Орден иоанитов, идея которого куда более привычна и обычна, Церковь до сих пор не признала. Боевой монашеский Орден – тем более не признают.

– Да какое нам дело до признания? Мы никому ничего не будем доказывать и никакого признания не станем добиваться. Кто нам запретит защищать паломников? Кто нам запретит жить в целомудрии и нестяжании?

– Гуго, ты всё время говоришь «мы». А ты бы хотя бы спросил меня, нравятся ли мне твои идеи?

– Да, брат Роланд, прости, увлёкся.

– Я с тобой, брат Гуго.

***

Вскоре братья окончательно выздоровели и пришли попрощаться к Раймонду де Пюи.

– Нам совсем не обязательно прощаться, доблестные юноши. Денег у вас нет и, судя по всему – не предвидится. Вам будет трудно найти жильё в Иерусалиме. Вы можете продолжать жить в нашем госпитале. Мы не возьмём с вас денег. Я уже говорил с де Торном.

– Спасибо вам, благороднейший де Пюи, – очень прочувствованно сказал Гуго. -Простите за всё. Мы высоко чтим ваше христолюбие. Но у нас свой путь. Мы будем создавать свой Орден.

Гуго вкратце рассказал госпитальеру о своём замысле. Де Пюи выслушал его молча, потом ещё помолчал некоторое время и медленно, раздельно произнёс: