Рыцари былого и грядущего. Том I

Когда рыцари остались вдвоём, Гуго сказал Роланду:

– Я счастлив, брат Роланд, что наш отряд растёт, наша благородная миссия завоёвывает сердца. Вчера ко мне пришли несколько крестьян их тех паломников, которых мы сопровождали. Хотят вместе с нами служить в охранном отряде. Думаю их принять, но у каждого из нас и так уже по два оруженосца. Из крестьян надо создать отдельный отряд арбалетчиков. Поставлю над ними своего Жака. А ты займись вместе с Иаковом созданием арабского отряда лёгкой кавалерии. Нормально я придумал?

***

Немного времени прошло, и охранный отряд состоял уже из нескольких подразделений. Старый Жак подготовил из четырёх крестьян-франков отменных арбалетчиков, Иаков самозабвенно отдался формированию и муштре лёгкой кавалерии, вместе с ним их набралось семь человек. Среди них не было ни одного турка, но паломники отчего-то начали называть невиданных друзей туркополами. Гуго и Роланд меж собой для краткости стали именовать их так же. Лихие были парни – горячие, весёлые, стремительные. За Христа готовы были голову сложить, но в христианстве понимали очень мало. Роланд с увлечением отдал себя духовному просвещению туркополов, а в боевом отношении руководил ими только через Иакова, чтобы не подрывать авторитет арабского командира среди своих.

Гуго и сам не заметил, как стал в Карантине персоной. Его право формировать караваны паломников, которые могли двинуться в путь на Иерусалим только по его воле, теперь никто не подвергал сомнению. Паломники из рыцарей, как правило, двигались своими отрядами и в охране, конечно, не нуждались, но однажды Гуго встретил в гостинице для простолюдинов двух рыцарей, которые почему-то не захотели поселиться в доме, более приличествующем людям благородного сословия. Эти двое, ни мало не походившие друг на друга, ещё меньше походили на обычных крестоносцев. Один из них, черноволосый, высокий и гибкий, с лицом живым и подвижным, казался созданным для лицедейства, и всё-таки это был не какой-нибудь презренный фигляр, а рыцарь, о чём недвусмысленно говорили его мощные плечи и сильные руки, какие бывают только у мечников, да и в лице за актёрской подвижностью явно проступала суровость воина. Второй был таким же стройным и гибким, но белокурым – его светлые, словно льняные, локоны изящными волнами ниспадали на плечи. Лицо имело черты изумительно утончённые. Бледность, какую не часто встретишь в Палестине, и поразительной чистоты голубые глаза завершали облик благороднейшего юноши, которому на вид было лет 20 с небольшим. Необычный, словно неземной, покой отражался на его лице, черты которого оставались неподвижны, о чём бы он не говорил, но это не был мертвенный покой человека, безразличного ко всему на свете. Он более походил на счастливца, уверенного в своём счастье. На войне, среди грубых воинов, такое состояние духа – большая редкость. Поражённый ангельским обликом юного аристократа Гуго постарался начать разговор как можно более непринуждённо:

– Приветствую вас, благородные сеньоры. Меня зовут Гуго де Пейн.

– А меня – Бизо, – с дружелюбной улыбкой ответил ему черноволосый юноша. – Вообще-то в крещении меня назвали Жоффруа, но нам, провансальским трубадурам, вполне достаточно прозвища. Да и затруднительно вам было бы обращаться ко мне по имени, если учесть, что моего друга тоже зовут Жоффруа. Это благородный рыцарь из Фландрии Жоффруа де Сеит-Омер.

Бледный рыцарь, когда его представили, встал и почтительно поклонился де Пейну, не проронив при этом ни слова. Гуго ответил ему таким же молчаливо-почтительным поклоном. Разговор подхватил Бизо:

– Мы наслышаны о ваших великих подвигах, благородный Гуго из Пейна.

– Рассказы о подвигах, очевидно, преувеличены, но дело, которому мы служим, действительно можно назвать возвышенным. Ничего своего не имеем. Служим только Христу. Надеюсь, что буду иметь возможность представить вам моего друга и брата Роланда. Он монах-рыцарь.

Последние слова Гуго, кажется, заставили де Сент-Омера оставить на время созерцание своего счастья, но в его вопросе не послышалось удивления и голос прозвучал неожиданно твёрдо, без той сентиментальной мечтательности, какую можно было предположить у обладателя такой внешности:

– А разве бывают монахи-рыцари?

– Не уверен, любезнейший де Сент-Омер, что среди христиан когда-либо встречались монахи-рыцари, однако, каноны нашей Матери-Церкви никогда этому не препятствовали. Монахи не приносят обетов, которые запрещали бы им поднимать оружие для защиты христиан. Может быть, брат мой Роланд – первый монах-рыцарь, но ведь и любое благое начинание когда-либо происходит впервые.

– Должно быть, так, любезный Гуго. Но почему вы называете вашего друга так же и братом?

– Мы все живём, как монахи, а потому мы друг другу братья, включая наших оруженосцев и восточных христиан, которые несут службу вместе с нами.

– Это очень хорошо, – тихо и спокойно сказал де Сент-Омер и после этого ещё долго не произносил ни слова. Было заметно, что обмен любезностями – не для него, да и вообще не многое способно заинтересовать его в окружающем мире.