Рыцари былого и грядущего. Том I

Здесь была изложена легенда о том, что один из братьев-тамплиеров под Сафетом читал молитву «Спаси, Царица», когда палач занёс меч над его головой. Отрубленная голова тамплиера все же дочитала молитву до конца. Могло ли такое быть? Теперь Андрей уже не сомневался, что вполне могло. Орден сам по себе выглядел таким чудом, что в подобные частные чудеса было уже не трудно поверить.

Говорят, что тамплиеры владели великой святыней – терновым венцом Спасителя. И каждый год во время страстной седмицы в великий четверг в руках капелланов Ордена терновый венец расцветал, давая живые побеги. Если чувствовать и понимать Орден, вопрос о том, настоящим ли венцом Спасителя владели тамплиеры, становится каким-то глупым, несущественным, ничего не значащим. Настоящей была их любовь ко Христу.

Идеология, конечно, нуждается в обоснованиях, подтверждениях и доказательствах, но уж любовь-то определённо никогда и ни в каких доказательствах не нуждается. А их идеологией была любовь. Не случайно, впрочем, святыней тамплиеров был именно терновый венец – символ земного страдания. Но в том-то и вся суть тамплиерского чуда, что страшные, пронизывающие голову шипы, становились на их глазах нежными, ласковыми живыми побегами. Да, без сомнения, тамплиеры знали формулу, при помощи которой мертвящее страдание преображается в животворящую любовь. Разве не удивительным был боевой клич тамплиеров: «Здравствуй, Бог – Святая Любовь». Вот где чудо из чудес: грубые мужики, перед тем, как броситься в гущу кровавой бойни, приветствуют Святую Любовь. Значит, души тамплиеров не были грубыми. Они были нежны, как живые побеги на терновом венце.

Теперь Андрей читал поэму епископа средневековой Акры Жака де Витри «Скачёк тамплиера». Там рыцарь-тамплиер обращался к своему коню перед последней смертельной схваткой: «Мой конь, мой добрый товарищ, я провёл много дней, скача на твоей спине, но этот день превзойдёт все другие, ибо сегодня ты понесёшь меня в рай».

Когда-то Андрей увлекался фантастикой и сейчас подумал: скачёк тамплиера – это прыжок в гиперпространство. Из материальной реальности в духовную. Бой с призывом «Бога-Святой Любви» был для них порталом, открывающим доступ в параллельный мир, в иную вселенную. Из царства ненависти и страдания в Царство Небесное, где счастье не порождает боли, как Свет не порождает теней.

Сверхрелигиозность тамплиеров, судя по всему, выглядела странной даже в том высокорелигиозном мире. Безграничность самоотречения рыцарей-монахов не только восхищала, но и настораживала, а порою откровенно пугала и светских рыцарей и даже священников той поры. Андрей знал, что Церковь причисляет к лику святых всех без исключения мучеников, принявших смерть за веру и не пожелавших отречься от Христа. Но почему-то ни один тамплиер-мученик не был канонизирован католической церковью. Понятно, что после разгрома Ордена это стало уже невозможно, но от Хаттина до разгрома прошло больше ста лет, от Сафеда до разгрома – больше полувека. Иных святых католики канонизировали лет через 20 после кончины. Тамплиеров – не захотели. Даже более того: стало признаком хорошего тона обвинять тамплиеров во всех бедах и неудачах крестоносцев. Тут уже не до канонизаций.

Европа настороженно относилась к тамплиерам с самого начала существования Ордена. Где-то около 1130 года один богословски образованный тамплиер, подписавшийся «Гуго-грешник», пытался успокоить своих братьев: «Незримый враг утверждает, что когда вы убиваете, то вы делаете это из ненависти или жажды насилия. Я говорю: у вас есть честное основание для ненависти, потому что вы ненавидите не людей, а их грехи».

Хорошо сказал Гуго, но понимал ли он, что мир не склонен разбираться в таких тонкостях? Как будто критики Ордена способны были видеть разницу между ненавистью ко грехам и ненавистью к грешникам. Да каждый ли тамплиер способен был чувствовать эту разницу? Легко ли это, ненавидеть убийство и одновременно любить убийцу? Особенно, если и самому приходиться убивать. Только ли из христианского смирения автор трактата сам себя называл «грешником»?

Андрей чувствовал, что здесь какая-то глобальная нестыковка. Хороший воин обязан быть жестоким, но жестокий человек – плохой христианин. Как же тогда хороший воин может быть хорошим христианином?

«Незримый враг утверждает…» – сетовал Гуго-грешник. Но враги, утверждающие нечто крайне неприятное для тамплиеров, были порою очень даже зримыми. В 1157 году Иоанн Солсберийский в своём труде, посвящённом церковно-политической этике, писал: «Это нарушение традиций Отцов Церкви вызывает наше удивление. Рыцари Храма с одобрения папы заявляют претензии на управление храмами, насаждают в них своих ставленников. Они, чьё обычное занятие состоит в пролитии человеческой крови, в определённом смысле посягают на управление Кровью Христовой».