Рыцари былого и грядущего. Том II

Рома никогда не употреблял наркотиков, лучше других зная, что это путь саморазрушения, а себя, любимого, он разрушать отнюдь не хотел. Воздействие алкоголя на организм он не любил, на его вкус оно было слишком примитивным. Он не курил – не видел в этом смысла. Ни снотворных, ни антидепрессантов он даже не пробовал, предпочитая травить ими других. И вот теперь он капитально подсел на кровь.

Сначала он не придавал ритуальному употреблению крови никакого значения, кроме символического. Исследователь-прагматик, фармацевт-экспериментатор, он прекрасно знал, что кровь млекопитающих, включая человека, не содержит никаких веществ, способных так или иначе воздействовать на психику. К оккультным завываниям на эту тему он всегда относился скептически, и вообще он был скорее материалистом, чем мистиком. Впервые отведав крови, он подумал лишь о том, что её вкус ни на что не похож. Но с третьего приёма он начал чувствовать, что с его психикой происходит что-то необычное.

Внутри него как будто появилось некое содержимое, ему не присущее. Это содержимое поначалу проявляло себя едва заметно, не вызывая ни эйфории, ни дискомфорта. Главное тут было в том, что оно было. И оно не принадлежало ему. Но оно было в нём. Кажется, это было первым ощущением в его жизни, которое его реально взволновало. И это, похоже, было решением той проблемы, которая к тому времени встала перед ним в полный рост.

Дело в том, что душа Ромы никогда ничего не чувствовала. Любить он был неспособен, об этом и говорить нечего, но он и ненависти никогда ни к кому не испытывал. Он не испытывал ненависти к Богу, для него это была лишь крупная фигура, которую надо переиграть. Он не испытывал ненависти к христианам, для него они были не более, чем массой, воздействуя на которую можно порешать проблемы с Богом. Причиняя боль, он чувствовал не столько наслаждение, сколько удовлетворение, как от выполнения поставленной задачи – боль причиняет он, а не ему. Чувство власти никогда не пьянило Рому – власть необходимо было приобретать и наращивать для того, чтобы самому не попасть под власть. Он справлялся с этой задачей и не мог не справляться, потому что был сильнее и умнее всех, кого он знал, а главное – ни к кому не испытывал привязанности и не имел в себе даже намёка на нравственные ограничения. Власть была для него, как мясо в холодильнике на кухне – можно в любой момент взять столько, сколько надо и приготовить любое блюдо, а дальше главное не откусывать больше, чем можешь проглотить, и тогда всегда будешь сыт этой самой властью. Нет проблем с приобретением, нет удовольствия при потреблении.

Его нисколько не волновало даже то обстоятельство, что он за несколько лет стал баснословно богат. Теперь он мог иметь всё, что хотел, но он ничего не хотел по-настоящему сильно. Внутри себя он видел ту же клавиатуру, что и в окружающих людях. Он управлял ими, нажимая на клавиши, управлял собой, исходя из тех же принципов. Ни одна клавиша в его душе никогда не западала. Пьесы, которые он сам для себя писал, всегда исполнялись безупречно, и это не доставляло наслаждения, потому что он знал, что иначе и быть не может.

Сначала он был всем доволен, полагая пустоту внутри себя естественным спутником успешного человека. Потом эта пустота начала тревожить и наконец выросла до объёмов принципиально нерешаемой проблемы. Не существовало клавиши, на которую можно нажать, чтобы заполнить пустоту, потому что не известно, чем её можно заполнить. Первым живым чувством, появившимся в его душе, была зависть. Он начал завидовать тем, в чьих глазах читал страх, потому что эти люди хотели избавиться от источника страха. Они имели сильное желание. Завидовал тем, в чьих глазах читал огонь блудной страсти, потому что эта страсть, ненасытимая по сути, обеспечивала страждущего желаниями до конца дней. Завидовал тем, кто убивал с удовольствием – людей вокруг сколько угодно и, убивая их, можно получить море удовольствия. Сам он имел женщин и убивал так же бесстрастно, как завтракал. Он даже стал завидовать собственному детству, когда постоянно испытывал боль и имел постоянное желание этой боли избежать. Абсолютная гордыня сожрала в нём все остальные страсти, и он получил на выходе абсолютное одиночество, а это полная пустота, это фактически смерть. Рома понял, что он мёртв, но и это открытие нисколько не взволновало его.

И вот в его жизни, точнее – в его смерти появилась кровь. Чужая кровь. И он чувствовал в себе чужое содержимое, некие иллюзорные тени эмоций, которые постепенно становились как будто реальнее. Всегда иронично относившийся к магии крови, он теперь всерьёз занялся изучением этой темы. Кровь – сама жизнь, вместилище энергии живого существа. Эти мысли больше не были для него абстракцией. Но глупо было просто так хлестать кровь стаканами, этим процессом надо управлять, тут была своя клавиатура, всё ещё ему недоступная. Вся литература, посвящённое магии крови, какую он только смог приобрести, была похожа на детский лепет – придурки вообще не понимали, о чём пишут.