– Поразительно! – Сиверцев весь светился. – Хотя… Конечно, то, что черногорцы видели в своём митрополите государя, характеризует их религиозность в самом высоком смысле, но теократия вообще-то не свойственна православию. Как это оценить?
– Как особую меру, принятую в особых условиях, – спокойно заключил Серёга. – Черногорцы напоминали казачью вольницу. Хоронясь в горах, они могли вообще одичать, превратиться в шайку разбойников. И тогда высший церковный иерарх взял на себя управление всем народом, и тут уж черногорцы не могли забыть, что они – народ церковный в первую очередь.
– Каковы же были черногорские князья-митрополиты?
– Каковых во всём мире не было, – твёрдо сказал Милош. – В 1782 году на черногорский престол вступил митрополит Пётр I.
– У вас тоже был свой Пётр I?
– Да. Только российского императора прозвали Пётр Великий, а черногорского митрополита – Пётр Святой.
– Характерно, – кивнул Андрей. – Нашему-то русскому Петру I святости как раз не доставало.
– А черногорскому Петру I вполне доставало величия, – дружелюбно сказал Милош. – Он был и архиереем, и князем, и законодателем, и военачальником. Потом один черногорец писал про него: «50 лет он нами правил, бился за нас в бою и ходил перед нами в чистоте и простоте душевной каждый день Божий».
– «Ходил в чистоте»… Так не про каждого правителя скажут, и если он прославился не только государственными успехами, но и святостью жизни, значит, черногорская теократия была вполне оправданной, – задумчиво сказал Андрей.
– Когда Петра I причислили к лику святых и вскрыли его могилу, мощи оказались нетленными.
– Тут уж нечего добавить.
– А наследовал Петру I его племянник Пётр II, вступивший на престол в 17 лет.
– И сразу же стал митрополитом?
– Епископскую хиротонию он получил, будучи не старше 20 лет.
– Это не слишком?
– Слишком, – вмешался Серёга. – Вся судьба Черногории – это «слишком». Во всяком случае, надо сказать, что хиротонию он получил в Петербурге. Достаточно зрелые русские иерархи сочли юношу достойным высокого сана. И не ошиблись.
– Да, не ошиблись, – подхватил Милош. – Пётр II правил 30 лет. Наизусть помню оценку, которую дали черногорцы этому удивительному владыке: «Он являлся то военачальником с мечём в руке, во главе своих дружин, подавая живой пример воинской доблести, то священником и проповедником с крестом в руке приводил к смягчению дикие нравы своих соотечественников, то в качестве неподкупного князя-правителя оберегал свою независимость от всяких льстивых внушений».
– Значит, черногоские митрополиты лично сражались?
– Ещё как сражались! Едва Пётр II взошёл на трон, как последовало турецкое нашествие. Турецкий авангард в несколько тысяч человек был разбит черногоским отрядом в 800 человек. Тем нашествие и закончилось.
– По-тамплиерски!
– Черногорцы всегда сражались по-тамплиерски. В 1835 году 10 черногорцев врасплох захватили старинную крепость Жабляк и держали её 3 дня против 3 тысяч турок. А война 1712 года… Турки двинули армию в 100 тысяч, а всех черногорцев вместе со стариками, женщинами и детьми было тогда 40 тысяч, армию смогли выставить в 12 тысяч. И что ты думаешь? Митрополит Данило первым напал на турецкий лагерь. Потеряв 318 человек, он перебил по крайней мере 20 тысяч турок.
– Ну вы даёте! Кажется, вся мировая история войн знает не много примеров таких несоразмерных потерь двух сторон.
– Это потому что сама по себе война черногорцев с турками была такой, каких не знала история. Это была растянувшаяся на много столетий постоянная война без перерыва. Война горстки христиан с несметными сарацинскими полчищами. На этой войне не было числа изумительным подвигам, именно потому, что это была война за веру. Войну вела Черногорская Церковь. Церковь и народ на этой войне стали одним понятием.
– А ведь черногорские митрополиты-воители были монахами…
– Разумеется, – вставил Серёга. – Епископскую хиротонию в Петербурге могли дать только монаху.
– И если сами монахи-архиереи бросались в бой, значит, в Черногории вообще существовало вооружённое монашество?
– Да как же иначе могло быть? Сражался весь народ, а монашество сидело бы по кельям? Не только монашество, но и священство было вооружённым. Вот любопытное описание столичного черногорского храма конца XIX века: «Икон в Церкви очень мало, но зато по стенам и на мощах владыки Петра I много ружей, револьверов и ятаганов… Митрополит в старенькой протёртой ризе стоял на войлочном коврике, священники служили в лаптях, и револьверы торчали у них из-под облачений».
– А как согласуется с канонами вооружённое священство?
– Никак не согласуется, – отрезал Серёга. – Если священник вооружён, участвует в боях и проливает кровь – это грубейшее нарушение чуть ли не половины корпуса канонического права. Но как было сказать это черногорцам? Для них мужчина, который не воюет – не мужчина. И кто бы у них согласился стать священником, если для этого пришлось бы перестать быть мужчиной? Каноны неумолимы, но Бог милостив, Он видит правду сердец.