Рыцари былого и грядущего. Том III

Старец появился перед ними довольно бесшумно, словно материализовался из полумрака. На вид ему было, наверное, лет сто – олицетворение древности. Редкая седая борода, весь ссохшийся и согнутый чуть ли не под прямым углом, он стоял перед ними, опираясь на палку. Но от этих живых мощей странным образом веяло не немощью, а силой. Казалось, что в этом своём состоянии он легко может просуществовать ещё лет сто, а точнее – сколько потребуется. Несколько бесконечных секунд старец молча смотрел ему в глаза, и Андрей тут же почувствовал, что это тот самый монах, к которому послал его великий адмирал. Потом прозвучал его спокойный и по-своему ласковый, но очень твёрдый и даже властный голос:

– Здравствуй, ставрофор.

Андрей никогда не слышал этого странного слова: «ставрофор», но в его сознании быстро пронеслось: «Христофор», «Ставрополь», и он понял, что «ставрофор» значит «крестоносец».

– По мне заметно? – улыбнулся Андрей.

– Конечно, – так же улыбнулся старец. – Ставрофора я узнаю из тысячи. У вас лица особые. У того моряка было такое же лицо.

– Не думал, что мы с великим адмиралом похожи.

– Тебе бы надо в порядок себя привести. Пойдём.

Они углубились во мрак пещеры, потом вдруг стало светлее и, подняв глаза вверх, Андрей увидел небольшое отверстие, через которое пробивался солнечный свет, а под ним – удивительное маленькое озерко. Трудно было поверить, что в глубине пещеры, да на такой высоте над уровнем моря, может быть водоём.

– Здесь довольно глубоко, но с краю есть уступочек, стоя на котором, ты сможешь хорошенько помыться, – сказал старец и удалился.

Омывшись в воде горного озера, Андрей почувствовал невероятную бодрость, и что самое удивительное – перестали болеть содранные руки и ноги, даже внешне ссадины теперь выглядели так, как будто были получены пару суток назад. Одев свой рваный подрясник, в котором путешествовал по Афону, Андрей вернулся в пещеру. Братья всё ещё спали, а старец разложил на камне простое угощение: печёную на углях рыбу и пару грубых лепёшек.

Подкреплялись молча, Андрей удивился, что совершенно не волнуется перед решающим разговором. Стало уже понятно, что старцу ничего не надо объяснять и даже спрашивать его ни о чём не надо, а искать к нему какие-то подходы вообще не имеет смысла. Какое это удивительное ощущение, когда знаешь, что все решения уже приняты, все пути пройдены, все испытания позади, и наступает абсолютное доверие к Богу и к человеку, который рядом с тобой ест рыбу. Говорить уже ни о чём не надо, достаточно молча посмотреть в глаза.

– Тебе нужен дневник? – спросил старец.

– Мне нужно то, что он оставил и просил передать. Не знал, что это дневник.

Старец куда-то на минуту удалился и, вернувшись, протянул Сиверцеву толстую тетрадь в чёрной клеёнчатой обложке. Андрей открыл первую страницу и, увидев родные славянские буквы, тем не менее не смог прочитать ни слова.

– Непонятный язык.

– Сербский. У меня он выучился говорить и читать по-сербски. Долго я его учил, а ты – славянин, тебе достаточно хорошо помолиться, и ты поймёшь сербскую речь.

Так и вышло. Хорошо помолившись, Андрей стал понимать сербскую речь, сначала с трудом, с напряжением, потом всё легче и легче, а потом у него вообще исчезло ощущение того, что он читает. Перед глазами начали вставать такие яркие картины, как будто он был там, в средневековой Акре, на узких улочках которой всё ещё мелькали белые плащи.

Ставрофор

Сказать, что Бернар любил море было бы неправильно. Скорее, он не любил землю. Она была слишком неподвижной и большой, а ещё на ней было слишком много людей. Люди – это хорошо, это даже замечательно, потому что человек не должен быть один, но на земле людей так много, что невозможно знать всех. А Бернару было тяжело рядом с людьми, которых он не знал даже по имени. На корабле рядом только хорошо знакомые люди, и даже с редкими и немногочисленными пассажирами всегда можно познакомиться, что Бернар обязательно делал. Как молиться за человека, если ничего не знаешь о нём, а он всегда молился за всех, кого знал, поэтому избегал знать очень многих.

Он ничего не знал, пожалуй, только о самом себе. Когда-то на грузовую галеру Ордена Храма, которая шла привычным рейсом из Акры на Кипр, взяли беременную женщину, которой вот-вот предстояло рожать. За сутки пути никто не счёл нужным с ней познакомиться. А потом был шторм, и в шторм она родила, скончавшись при родах. Моряки завернули новорождённого младенца в белый тамплиерский плащ. По дороге до Кипра его кормили коровьим молоком, благо на галере оказалось несколько бурёнок. Надеялись, что на Кипре эту женщину кто-то будет встречать, им-то и отдадут младенца. Но её никто не встречал. Покойницу похоронили, а ребёнка хотели отдать в приют, но тогда один старый сержант попросил, чтобы ребёнка отдали ему.

Капитан в ответ на эту просьбу сначала пожал плечами, потом задумался и наконец холодно спросил:

– Ты понимаешь, что в этом случае возьмешь на себя полную ответственность за маленького человека?

– Да, мессир.

– И то, что няньку ни кто не освободит от вахт, ты тоже, очевидно, понимаешь?